Страна убитых птиц

— Я много читал. Но я не был умным. Там, — Смагин мотнул головой в сторону КЛОАКИ, — когда я ходил ВНИЗ, я все это ВСПОМНИЛ.

Иу страшно удивился. Как можно что-то вспомнить, находясь внутри КЛОАКИ? Конечно, она тоже теперь другая, столько еды дает — можно сто народов прокормить. Хаи даже носили в Город, давали пробовать Красивым — говорят, вкусно! Гораздо лучше, чем их белковые массы.

— Красивые плачут, что хау больно жгутся, Викентий!

Смагин посмотрел на перчатки Иу, усмехнулся.

— Аллергия… Ничего, пройдет.

— Красивые просят показать тебя. Они говорят о тебе. Они выберут тебя Вождем, Викентий! Я видел твои портреты! Есть маленькие, а из них сделали большие. Когда ты пойдешь в Город, Викентий? Вождь Красивых, тот, который много говорит, просил передать, он ждет тебя. ПО БОЛЬШОЙ МЫСЛИ ТЕБЯ ИЩУТ.

— Где?!

— Слова! Они летают, Викентий!

— Господи, по радио, что ли? По рации передали?

— Да! Есть самый-самый Город, там о тебе знают!

Смагин долго молчал, опустив голову, когда он поднял ее, по щекам текли слезы.

— Устал я, Иу. Знаешь, когда смотрю на Сину, особенно в профиль, она мне напоминает одну женщину… Рыжую-рыжую! Я поднял ее с кафеля! Она была одинока. Я не знаю, где она! Они с Синой совершенно разные, но что-то есть в повороте головы, наверное. Я очень устал, Иу. Когда я был маленьким, мама катала меня на паровозике. Был у нас дома такой паровозик, я как раз умещался в тендер паровоза, если поджимал ноги. А мама тащила его за веревку и гудела… А еще приговаривала: «Ту-ту-у-у! Едем далеко-далеко-о-о! Мой сыночек купил билет в прекрасное далёко!» Где оно, Иу? И где тот паровозик?

Иу мгновенно отвернулся, чтобы Викентий не подсмотрел, что он его ЖАЛЕЕТ. Потребует повиновения на СЕМЬ ЛУН! А Иу — ВОЖДЬ! Не хай какой-нибудь безмозглый!

— Иу, брат мой! Где тот паровозик? Где прекрасное ДАЛЕКО?! И знаешь что, когда сегодня будешь в городе, там есть такой дом… На нем кресты есть, видел? Вот так, наверху!

Смагин перекрестил указательные пальцы рук, смотрел широко раскрытыми глазами, губы его дрожали и кривились. Иу смотрел ему в лицо и плакал, думая про себя: «Хай с ним! Пусть я — вождь, но Семь Лун повиновения его! Я жалею Викентия. Хай с ним!»

— Дом называется — ХРАМ, Иу, ЦЕРКОВЬ! Ты зайди туда, возьми такую тонкую свечу, прутик такой с огнем… Брат мой, Иу! Прошу тебя, мне и невозможно, и трудно, не дохромаю. А ТЫ КУПИ МНЕ БИЛЕТ ТАМ НА ПАРОВОЗИК, К МАМЕ, В ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЕКО, ИУ?! КУПИ МНЕ БИЛЕТ В ВЕЧНОСТЬ.

А КЛОАКА ВСЕ ВЫБРАСЫВАЛА И ВЫБРАСЫВАЛА ИЗ СВОЕГО ЧРЕВА СЪЕДОБНУЮ ПИТАТЕЛЬНУЮ МАССУ. ОНА БЫЛА НОЗДРЕВАТОЙ, ГОРЯЧЕЙ, ОСТЫВАЯ, ПОКРЫВАЛАСЬ ХРУСТКОЙ, ПОДРУМЯНЕННОЙ КОРКОЙ, С АППЕТИТНЫМИ ПУПЫРЫШКАМИ.

Глава тринадцатая. Храм

Армия штурмовала Дворец.

Первый же танк, вылетевший на Старую Площадь, разнес вдребезги выстрел тяжелого гранатомета. Сорванная мощным взрывом башня с силой ударилась в угол здания «Государственного Музея», выбила в красных кирпичах большую ямину. Мощный двигатель, дергаясь и хрипя, протащил чудовище по инерции еще метров семь, из-под его лопнувшего брюха, как внутренности умирающего хищника, выползла разорванная гусеница, обдирая брусчатку Площади, свернулась кольцом.

Останки машины густо задымили. Площадь стало заволакивать едким, удушливым чадом.

Около тридцати танков сразу, с четырех сторон, выскочили на прямоугольник Площади, безостановочно двигаясь и стреляя из пулеметов, затеяли невиданную карусель. Орудия грозных машин молчали. Ни одного выстрела не было произведено в сторону Саркофага Вечности и Церкви Безумного скорбящего, вознесшей свои золотые купола над чадом, пылью и густыми облаками сизой бензиновой гари. Расстреливаемые в упор десятками крупнокалиберных пулеметов, ворота территории Дворца через десять минут превратились в дымящиеся груды обломков. Сразу пять танков с ходу, вырвавшись из смертельной карусели, рванули в образовавшийся проход. Еще пять ринулись в объезд стены Дворца, туда, откуда доносился визгливый голос мощной сирены.

Стены территории Дворца огрызались автоматным огнем.

Образовав на Площади широкий полукруг, танки тяжело водили стволами пулеметов, короткими очередями гасили огневые точки противника. От проезда Ветеранов все подходили и подходили многочисленные группы армейских подразделений.

* * *

Он оказался в маленькой кривой улочке, упиравшейся в дальнюю, глухую стену территории Дворца. Двое угрюмых «спецназовцев» вытолкнули его из проема низкой дубовой двери в стене, несколько секунд смотрели, как он нерешительно оглядывается, не зная, куда идти. Потом дверь захлопнулась.

«Ну, что? Спасибо и на этом, — подумал Исполнитель, с благодарностью вспомнив непроницаемое лицо своего „дубля“ Атиса Кагайниса. — А теперь куда?»