Читаем Страна утраченной эмпатии. Как советское прошлое влияет на российское настоящее полностью

В любом случае и самому простому обывателю понятно, что таинственные диаспоры могут «скинуться» и решить для своих нацменов любые проблемы. В сознании «постсовка» диаспора, в зависимости от ситуации, может выступить как Бизнесменом, так и Чиновником – то есть либо подкупить властей предержащих, либо решить все свои проблемы через «своих людей» во властных структурах.

В представлении наших обывателей о «всемогущих диаспорах» как нигде видна невротическая составляющая. Дело в том, что постсоветский обыватель в социуме не просто одинок – он чувствует себя брошенным.

И это не универсальное, неоднократно описанное выдающимися философами Запада «экзистенциальное одиночество», присущее человеку во все времена и во всех странах. Мы здесь говорим об одиночестве социальном или даже, точнее сказать, политическом. Обыватель «постсовка» предоставлен самому себе: местное самоуправление в российской структуре власти является фикцией, политическая активность, не связанная с обслуживанием местных органов власти, придушена по максимуму, всякого рода самодеятельные общественные организации, клубы по интересам, советы жильцов, советы родителей и т. д. – находятся в зачаточном или уже сразу в предсмертном состоянии.

А самое главное – полностью, напрочь и навсегда советской властью у обывателей отбита тяга к любого рода силовым объединениям между собой. Таким образом, ни объединяться между собой, ни влиять на силовые органы власти обыватель неспособен, да и не имеет возможности. он одинок.

Любопытно, каким образом в головах у российских обывателей эта беззащитность, неспособность совместно отстаивать свои интересы компенсируются на рациональном уровне. Часто такого рода неспособность обозначается как признак цивилизованности. Нацмены, мол, образуют диаспоры, потому что они «дикари». А вот, скажем, татары, по мнению обывателей, являются цивилизованным народом: они диаспор не образуют, и соответственно обыватели их не боятся. «И мы, русские, тоже не образуем диаспор, потому что мы – цивилизованные, мы – европейцы!» – подобные мнения тоже часто приходится слышать.

Отсюда и так же очень часто встречающееся чувство в отношении представителей нацменьшинств – обида. «Зачем они образуют диаспоры?! Это нечестно!» На форумах националистов в связи с этим нередко звучит и «крик души» – что диаспоры надо запретить. Законодательно.

Очевидно, что в основе этого страха № 3, страха перед нацменами и их диаспорами, – собственное сильнейшим образом фрустрированное[13] и оттого вытесненное желание обывателя: быть под защитой какой-то сильной и доброй к нему общности.

Что же предлагают в связи со всем этим обывателю националисты? Какой именно «товар» он у них покупает?

Этот товар, как и в двух предыдущих случаях, из того же разряда «ложных защит». Предлагается не повысить уровень защищенности обывателя, а просто сначала ограничить, а затем и просто убрать, элиминировать[14] «раздражающий фактор». Как либералы предлагают ограничить всевластие чиновников, коммунисты – «загнобить» и придушить бизнесменов, так и националисты – всего лишь обещают ограничить для нацменов и мигрантов возможности въезда в страну, передвижения по стране, а в перспективе – и вовсе запретить им появляться в ее пределах.

В идеале «русских националистов» возникает «Русская республика» – полностью однородная в национальном отношении страна, где нет ни нацменов, ни мигрантов, а все жители в равной степени абсолютно одиноки, беззащитны и беспомощны перед Властью (очевидно – властью русских националистов). И эта однородность оставшихся в стране «русских» каким-то образом утешает.

Заключение

Все три описанных дискурса объединяет общий недостаток: они так же невротичны, как и тот обыватель, которого они обслуживают. Сказанное, конечно, не означает лживости этих дискурсов. Наоборот, основа их силы и влияния на умы как раз и заключается в том, что они базируются – каждый – на своей, определенной правде.

Безусловно, чиновники в действующей системе власти обладают вседозволенностью и стоят над законами, а значит – могут быть просто опасны для рядовых жителей. Правда либералов состоит в том, что эту вседозволенность надо ограничивать. Слабость либералов – в том, что часть этой вседозволенности они хотят непременно зарезервировать для себя – и этот «секрет Полишинеля»[15] давно уже всем известен.

Бизнесмены в действующей системе власти действительно тем в большей степени стоят над законом, чем больше средств на взятки они могут себе позволить потратить. Несомненно, они могут быть опасны для рядового обывателя. Коммунисты правдивы в том, что «власть чистогана» может быть хуже и противнее, чем обычная тирания. Слабость коммунистов в том, что, на словах уничтожая имущественное неравенство, сами они всегда хотят быть «равнее, чем другие» – и люди это все еще прекрасно помнят.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное