Страна утраченной эмпатии. Как советское прошлое влияет на российское настоящее

Там тоже было занятно, как генерал(!), посчитавший, что задета его честь, представлял себе «дуэль»: Золотов, как мы помним, вызвал Навального… на татами. Предложил, грубо говоря, подраться — и в драке решить, кто кому «наваляет». Помериться, в общем, силушкой богатырской.

Какое отношение богатырская силушка имеет к защите чести — такого вопроса носитель одного из высших воинских званий «новой России», похоже, себе даже не задавал.

Им двигало, судя по всему, одно желание — пустить негодяю-журналисту юшку из носа, а потом и превратить его в «мешок с костями». Мотивация, как видим, примерно та же, что была и в случае с Кашиным, — только в этот раз ритуал избиения бравый офицер готов был «благородно» произвести своими руками.

Это и есть советский, рациональный подход к делу: свою «честь» мы защищаем только таким образом, чтобы это было максимально безопасно для нас. Если же ради «чести» придется вдруг идти на какой-то риск — то зачем она нужна, такая честь?

Участковый Каттани

Почему начальство, скажем губернаторы и мэры, не стреляют людей — простых обывателей — забавы ради? А почему они не приказывают своим телохранителям похищать хорошеньких простушек, чтобы потом смачно насиловать их в своих покоях? Почему, наконец, они просто не отбирают у обычных граждан понравившееся им имущество — безделушки там, квартиры, автомобили? Вот так просто, используя силу госмашины, — пришел и отнял?

Вопрос кажется странным и даже диким. Однако он помогает нам выявить весьма существенное различие в восприятии сложившейся системы власти между западным и типичным «постсовковым» обывателем. Дело в том, что ответы на него — принципиально разные по ту и по эту сторону бывшего «железного занавеса».

Для западного обывателя (после того как он придет в себя от самой постановки вопроса) ответ крайне прост. Он недоуменно пожмет плечами и скажет: конечно, все возможно, но ведь есть прокуроры, есть суд, есть шерифы и вообще правоохранительные органы. Едва ли начальник будет настолько безумен, что пойдет против всей отлаженной веками правоохранительной системы.

Обыватель же из «постсовка», быть может, и рад был бы ответить так же — но, к сожалению, большинству такой ответ даже не придет в голову.

Причина в том, что люди «родом из Страны Советов» просто не выработали привычки воспринимать «правоохранительную систему» отдельно от, собственно, Власти.

Для них «полиция, прокуроры и судьи» — неотъемлемая часть Системы, причем — подчиненная часть. Поэтому для истинно советского человека предполагать, что взбесившегося губернатора или мэра станет преследовать «честный прокурор», этакий «русский Каттани» — все равно что, наблюдая за сбежавшим от санитаров буйнопомешанным, надеяться, что его левая рука и правая нога вмешаются и не допустят кровопролития.

Представители третьего или даже четвертого поколения «совков» твердо знают, что этого не будет, «потому что не может быть никогда». Вспомним известный, по крайней мере на уровне народной молвы, пример Лаврентия Берии — который, до тех пор пока не вышел из доверия, именно этим и промышлял — посылал нукеров, чтобы те похищали на улицах Москвы красивых девушек и доставляли ему для плотских утех. Причем делал он это годами.

Предположим, об этом сняли бы фильм. Смог бы новейший сценарист ввести в сценарий «честного районного судью» или «неподкупного участкового» из Москвы 40-х, который вступил бы в беспощадную борьбу со сталинским визирем за поруганную девичью честь и торжество социалистической законности? Очевидно, что такое развитие событий не приняли бы даже самые истовые сталинисты, полностью находящиеся во власти советских мифов и легенд.

Советские люди еще готовы кое-как поверить, что «правоохранительная система» защитит их от таких же, как они, каких-нибудь ополоумевших аптечных ковбоев-юристов или майоров Евсюковых. Но чтобы она сработала против начальства? Настолько наивных среди советских нет. Советский не воспринимает (совершенно справедливо) российский суд как самостоятельную ветвь власти — а это значит, что он вовсе не считает суд властью. Это просто часть механизма — как же она может идти против власти настоящей, которую мэр или губернатор, собственно, и олицетворяет?

Такое мироощущение, скорее всего, совершенно чуждо и непонятно «западникам» — но я уверен, что мои советские читатели уже ощутили в нем что-то родное, исконно-посконное, отвечающее чему-то внутри, «впитанному с молоком». (Да-да, друзья мои, это «БИОС», он безошибочно указывает на «норму»!) Но тогда, спрашивается, как же отвечает наш советский человек на вопрос, вынесенный в преамбулу? Или у него нет ответа?! Но как же тогда он живет — неужели в постоянном страхе за свою жизнь?