Страна василисков (СИ)

Двенадцатое… «терминал Уэно, четвёртый узел»… ничего. Сообщение о поломке грузового конвеера на терминале, из-за которого пришлось остановить погрузочно-разгрузочные работы на два часа, я отмёл как несущественное: оно произошло за три часа до начала дежурства Вишневецкой.

Я прокрутил объявления дальше, на следующий день — тринадцатое число… и обомлел: сообщение, примерно в полдень, сообщало о «закрытии стыковочного узла У-4 для проведения внеплановых ремонтно-эксплуатационных работ», сроком до… я лихорадочно прокрутил новостную ленту вперед и выругался: сообщение, датированное 19:30 пятнадцатого числа, гласило, что «ремонтно-эксплуатационные работы на стыковочном узле У-4 закончены».

Вишневецкой не нужно было держать узел свободным. Всё это время, ровно три дня, он был попросту закрыт.

Я зло отхлебнул из чашки. Итак, допустим, узел был свободным. Почему именно четвёртый узел, хотя можно было бы преспокойно воспользоваться любым другим, вынесем за скобки: можно ли оставить что-нибудь на несколько дней в стыковочном узле в крупнейшем порту Сатурнианской Гегемонии?..

Куда интереснее другой вопрос.

Что именно?

Не раздумывая, я набрал Еремеева. На этот раз он снял трубку (образно выражаясь) почти сразу же:

— Алло? — ответил он, — Штайнер? Чего тебе?

— Занят? — спросил я, глянув на время. Рабочий день у Еремеева гораздо нормированнее, и сейчас уже должен был закончиться… но мало ли что.

— Ещё как, — заверил меня Еремеев, — в метро стою… Так чего ты хотел?

— Двух вещей. Почему ты не сказал мне, что четвёртый узел был закрыт всё это время?

— Ты и не спрашивал. А это было важно?

Я тяжело вздохнул.

— Вот поэтому, Жан, ты и не работаешь в уголовном розыске. — укоризненно сообщил я.

— И хвала богам, что не работаю. — отмахнулся Еремеев. — Кроме того, в дежурство твоей Вишневецкой четвёртый узел всё равно работал. И к нему никто не стыковался. А что второе?

— Второе? — переспросил я и вспомнил. — А, да. Жан, можно ли что-то спрятать в стыковочном узле в Порту?

— Если там проходил ремонт, то точно нельзя. — тут же ответил Еремеев. — Ремонтники бы заметили. Его всё равно чуть ли не по винтику разбирали…

— Стоп. — прервал его я. — А вот с этого места поподробнее. Насколько по винтику?

— Там что-то навернулось. — сказал, чуть подумав, Еремеев. — Не помню, что именно, фонариком не светил, но вроде что-то с системой. Так что данных там тоже толком не спрячешь, у шлюза и памяти-то толком нет.

— Ага. — только и сказал я.

— Слушай, Штайнер, поговорим попозже, а? Мне в дороге будет неудобно, я и так ничего не соображаю… твоими молитвами, между прочим…

— Обязательно. — заверил его я. — Завтра и поговорим.

— Завтра?

— Пока, Жан. — прервал я дальнейшие расспросы и отключился.

Придется верить Еремееву на слово, решил я. По крайней мере, пока что: мне очень хотелось удостовериться в этом своими глазами.

Но это не решало той проблемы, что я всё ещё не мог даже напасть на след таинственной убийцы. Если, конечно, у неё вообще был след.

Но кто-то перерезал Вишневецкой горло. Причём так, что выдать его за самоубийство было в принципе невозможно — это не «ударила себя в грудь ножом, и так сорок раз», нарочно такого не сделаешь. Вернее, не сделаешь без посторонней помощи.

Кроме того, три дня назад произошло что-то. Что-то такое, что Вишневецкая записывает дату на настоящей бумаге, карандашом. Что-то связанное со стыковочным узлом, который на следующий же день закрывается на ремонт…

Я опять вздохнул. Мне очень не хотелось этого делать, но придется совершить ещё один звонок.

Сейчас мне не хотелось этого делать особенно.

Я отпил из кружки, раскрыл адресную книгу и пролистал вниз, пока не нашёл нужный номер. Секунду я поколебался, но всё же набрал его. В ухе раздались гудки. Я едва успел сделать ещё один глоток, когда их сменил мягкий мужской голос:

— Вы позвонили в главный офис кооператива «Монплезир». Чем могу быть полезен?

— Я хотел бы встретиться с госпожой Адатигавой. — произнёс я. Нужно отдать секретарю должное: от такой наглости с моей стороны он даже не помедлил. — Это важно.

— Виртуально или лично? — вместо этого спросил он.

— Лично. — уточнил я.

— Кто вы?

— Государев человек. — ответил я, назвав условленную кодовую фразу. На другом конце линии ответили молчанием.

Я ждал, облокотившись на стену и глядя в окно. Огни ночного города размывались в жёлто-оранжевое зарево, затмевая даже неоново-зелёное великолепие «АКУЛОНа».

— Госпожа Адатигава передаёт свои извинения, — ожила линия учтивым голосом секретаря, — и сообщает, что желает видеть вас завтра, в 18:40, в «Лепестке розы». Вас проведут.

— Форма одежды? — на всякий случай уточнил я. Такие детали лучше было выяснять заранее.

— На ваше усмотрение. — ответил секретарь. — Доброй ночи.

Связь оборвалась. Я вздохнул с облегчением. Без двадцати семь… пожалуй, управлюсь, а вот после этого…