Страна вечного лета

– Ваш аргумент нерелевантен. Математические вычисления не зависят от материальной или эфирной природы. Это языковая игра, ничего более, нежели вопрос грамматики, общественного договора и требований практики. Доктор Морком, вам придется согласиться со мной, что наши мосты выстоят. Если они упадут, то не из-за ошибок в фундаменте вычислений. Найдите в вашей Стране вечного лета идеальный мост, сделанный математически, который рухнет под вашим весом. Тогда я взгляну на вещи по-другому.

– Будем надеяться, что эфирные мосты по-прежнему нас выдержат, – ответил доктор Морком.

Он сел, уступив в этой патовой ситуации. Уншлихт продолжил лекцию, нахмурив брови.

После ее окончания Питер догнал его в большом зеленом дворе Тринити-колледжа.

– Доктор Уншлихт.

Философ обернулся и склонил голову набок, как озадаченная ловчая птица.

– Я не понял вашу главную мысль, – сказал Питер. – Вы считаете математику истинной или ложной?

– Моя идея в том, что тут нечего обсуждать. Или, если кто-то начнет это обсуждать, я отброшу эту идею и найду другую. Научитесь смиряться с противоречиями, юноша. И тогда, возможно, мы еще поговорим.

Он ушел, а Питер так и стоял посреди двора в полной растерянности, как воздушный змей с обрезанной веревкой.

* * *

Семь лет спустя Питер вошел в самое сердце крепкой математики – в картотеку.

Прикасаясь к его руке словно перышком, Астрид с ослепляющей скоростью провела его к первой папке. Во время мысленного путешествия цвета папок слились в серый туман, превратившийся затем в кубическое пространство, со всех сторон окруженное полками и освещенное янтарным гиперсветом. Куда бы ни повернул голову Питер, везде изгибались углы. Питер и Астрид находились внутри бесчисленных гиперкубов, составляющих стопки папок. Трудно поверить, что всего тридцать лет назад Секретная служба начинала работу в маленьком здании на Чаринг-Кросс-роуд.

Астрид подлетела к полке наверху, у самого потолка, вытащила толстую папку и протянула ее Питеру.

– Ну вот, мистер Блум. – Ее пустое лицо светилось розовым. – Чем я еще могу помочь?

Питер выпустил папку и притянул Астрид к себе. Он поцеловал ее лицо без губ. Кожа была, как мыльный пузырь, – скользкая и пружинистая. Питер лизнул узелок ее лусита, и Астрид тихо застонала.

В Стране вечного лета у Питера было мало любовниц. Хотя он и находил викторианскую мораль, не одобряющую плотские удовольствия в эфире, смехотворной. Вот только в Стране вечного лета нагота означала буквальное обнажение души и всех ее секретов. А поэтому даже сейчас его мыслеобраз оставался полностью одетым и четким. Он толкнул собственный лусит в глубину эфирного тела Астрид, но лишь ласкал ее лусит, не проникая в него.

Было бы так легко слиться воедино. А ведь Вечно Живой и есть логическое завершение подобного союза. Астрид притянула его ближе и прижалась луситом. Ее пальцы превратились в нити эфира и обтекали спину Питера. На мгновение они оказались мучительно близко. В его руках находилось лекарство от одиночества, возможность полностью слиться с другим. Астрид же тянулась к его телесным воспоминаниям, к миру живых, ко всему тому, что она потеряла. Но Питер не мог ей этого дать.

Он мог лишь забрать.

И пока Астрид прильнула к нему, забывшись страстью, Питер сосредоточился на ее лусите, проник внутрь, к записям картотеки, наполняющим ее разум, словно опилки мягкую игрушку. Он прошептал слово «Камлан», и тут же увидел куб Хинтона, выскочивший из потерянных воспоминаний Астрид.

Питер ласкал ее еще несколько минут, но без энтузиазма. Наконец, Астрид разочарованно отстранилась.

– Простите, – сказал Питер. – Простите. – Не знаю, что на меня нашло. Это неправильно, мы не должны…

Гладкое, как яйцо, лицо Астрид не выдавало эмоций, но голос звучал холодно.

– Ничего страшного, мистер Блум. Вы жаловались на головную боль от медиума. Наверное, приятно вам, мальчикам, посещать мир живых. Я решила, что помогу вам немного повзрослеть, но ошиблась.

Питер вспыхнул. Астрид подобралась и воплотилась в прежний чопорный мыслеобраз.

– Уверена, вы найдете дорогу обратно.

В дуновении эфира от ее внезапного ухода зашелестели страницы парящих по кубу папок.

Питер собрал с пола страницы испанского досье. Потом сосредоточился на кубе Хинтона из разума Астрид и перенесся в него. Гиперкубы с папками расплылись. Перекрестные ссылки и несколько мыслепотоков тянули его в разных направлениях. Не обладая инстинктами архивариуса, он сосредоточился на самом сильном, держась за образ из куба, как попавший в течение пловец за бревно.

И наконец он очутился перед заставленной папками полкой. Вот оно: притяжение куба направило его руку к папке с зеленой обложкой. Питер вытащил из нее листы и вернул пустую папку на место.

На мгновение он задумался о текстуре бумаги между пальцами. Даже сейчас имперские эфирные технологии отчаянно цеплялись за условия мира живых.