Страна вечного лета

– А я говорю, что это похоже на утечку из Зимнего управления, – прервал его Си. – Никакая это не борьба за власть. Все срежиссировал НКВД, использовав нашу встречу с Джугашвили как предлог для уничтожения противников коммунистов.

– И где доказательства? – потребовал сэр Стюарт. – Республика – давно уже пороховая бочка! Мы просто споткнулись об нее, когда горел фитиль.

Все должно было пойти не так. Питер решил, что Шпигельглас использует Инес и другую добытую им информацию для ликвидации Джугашвили без побочного ущерба. А вместо этого НКВД буквально плеснул бензина в огонь и развязал гражданскую войну внутри гражданской войны.

– Гарольд, а ты что думаешь? – поинтересовался Уэст.

Политика и давнего друга премьер-министра Гарольда Николсона послали в Испанию на переговоры с Джугашвили. Его мыслеобраз выглядел как свежий труп – белый льняной костюм с алыми дырами от пуль. На пальцах висел эфирный образ сигареты.

– Что-то мы упустили, Герберт, – сказал он. – Мы прождали в «Телефонике» несколько часов, но Джугашвили так и не появился. Там была молодая испанка, член рабочей партии. Я поговорил с ней через переводчика, и она заверила, что он придет с минуты на минуту. Затем в здание ворвались коммунисты и началась стрельба. Никто из рабочей партии не выжил.

Питер знал, что в игре «Маленькие войны» не сожалеют о потере фигурки, но не мог не вспомнить искрящуюся душу Инес, зеленую сферу доверия и убежденности, когда он обещал, что в Испании наступит мир.

Вечно Живой наверняка знал, что случится. И уже рассчитал наилучший исход. Конечно, все дело в этом. Коммунистическая партия вернет в Испанию стабильность и победит франкистов. Все будет хорошо.

Вот только… людям свойственно ошибаться. Шпигельглас мог неверно истолковать указания Вечно Живого. При этой мысли Питер поежился.

– А что насчет Джугашвили? – спросил Уэст.

– Мы его ищем, – отозвался сэр Стюарт, – но, как я уже сказал, нам нужно больше полевых агентов, прежде чем…

– Да бросьте, – сказал Си. – Мы прочесываем эфир в поисках сигналов. Мы его найдем.

Питер нахмурился. Джугашвили обладал легендарными способностями избегать ареста, но Испания – достаточно жирный куш, чтобы выманить его из логова. Может, его предупредили? Кто мог знать о встрече?

– Значит, нам остается только читать газеты, – сказал Уэст. – Позвольте показать вам заголовки. – Крохотная фигурка в никтоскопе надела круглые очки и уставилась на стопку газет. – «Коммунисты захватили Мадрид». «Мадрид стал красным». «Советская Испания». И так далее, и тому подобное. Именно об этом вы и рассказываете, насколько я понимаю.

Искры души премьер-министра покрывала непрозрачная оболочка, но через нее проникали крохотные искорки, и от них исходило зловещее красное свечение.

– Мне придется разговаривать об этом с парламентом. Дело больше не касается только разведки. Социалисты, набирающие в Британии волонтеров воевать с Франко, – это одно. Но когда коммунисты стреляют в британского дипломата – это совсем другое. Жаль, что мы не можем найти лучший вариант. В самом деле жаль. Я всегда мечтал быть выше мелких проблем человечества. Но сейчас у меня нет выбора. Придется начать войну в Испании.

Уэст посмотрел прямо в никтоскоп, и даже через размытый водоворот линий Питер заметил боль в его глазах. Он не сомневался, что ему померещилось, но взгляд был испытующе устремлен прямо на Питера, словно премьер-министр – преподаватель на экзамене, а Питер – снова студент.

* * *

Весь год после смерти Седрика Питер готовился к выпускным экзаменам в Кембридже. В учебе он находил утешение, хотя постоянно чувствовал, будто ходит по хрупкому льду.

Может, именно поэтому он заставил себя работать быстрее и усерднее, учился по двадцать часов в сутки, продираясь через печально знаменитые вопросы для третьей части финальных экзаменов в тщетной надежде найти что-то в геометрии, алгебре или функциональном анализе, опровергающее аргументы Уншлихта.

По ночам Питер бодрствовал, обернув голову мокрым полотенцем, и пил кофе до изжоги в желудке. Когда он наконец засыпал, ему снились пирамиды слонов и мухи, балансирующие на дрожащих строчках Китайской теоремы об остатках, а также ее приложениях.

Прохладным майским утром, за три дня до экзамена, он встал в четыре утра после почти бессонной ночи. Оделся и пошел бродить по пустынным улицам, еще только начинало светать.

Он очутился у башни часовни Святого Иоанна. Перед экзаменами ее заперли, но железная решетка не была преградой для бывшего ночного верхолаза его калибра. Дымоход, потом открытое окно – и он внутри. На вершине, перед каменным парапетом наклонной крыши, находился небольшой выступ. Питер встал на него и подошел к краю. Его манила к себе бездна.

Как всегда, сверху мир выглядел совсем по-другому. Едва проступающие очертания города имели строгий порядок, неочевидную по ночам геометрию. Он почти поверил, что в мире есть смысл.