Страна воров на дороге в светлое будущее

ПРОРОК

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводных ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

Страна воров

Время от времени надо подводить итоги. Куда шли — к чему пришли? Чего добились?

Составим такую мысленную табличку: что было — что стало.

Итак. «Железный занавес» сохранился.

Только теперь его называют «золотым». Но от этого не легче. Честному человеку, живущему на заработанное своим трудом по-прежнему ни в какие райские кущи, ни в какую заграницу не прорваться. Из-под этого занавеса опять плывет к нам одна «навозная жижа» — по выражению А. И. Солженицына, а сквозь него просачиваются от нас на Запад одни жулики, обладающие способностью дематериализовать любую материю.

Гласность… Гласность весьма относительная. Левые газеты врут так же, как и правые. Они как бы поменялись знаками. Правые становятся левыми, то есть оппозиционными, левые — правыми, верноподданническими. Нельзя сказать, что произошла полная рокировка, но тенденция наметилась, процесс пошел.

Взятки стали больше, а взяточничество шире. Мы говорили о брежневском государстве как о пронизанном насквозь взяточническом и коррупцией. Так ведь это были цветочки!

Преступность давно перемахнула даже послевоенный (в разоренной ослабленной стране!) уровень. Что уж там сравнивать с хрущевскими временами или даже с временами «благословенного» Застоя. Впору говорить об уголовном терроре.

Впервые после войны смертность в России превысила рождаемость. В январе 1992 года, например, родились 147 тысяч человек, умерли — 167 тысяч.

Глупость, невежество, некомпетентность наших вождей так же бросаются в глаза, как и прежде.

Общественная атмосфера стала еще более гнетущей. Мы даже шутить разучились. Раньше что бы ни выкинуло наше правительство, появлялся новый анекдот. Пустяковая деталь, но она говорила о том, что дух народа не сломлен. Теперь и анекдотов нет.

Мы были самой читающей страной в мире (и это не из серии «Россия — родина слонов», дело обстояло именно так). Теперь и этого нет. Как раз тогда, когда на родину возвращаются украденные у нас, долгие годы не издававшиеся книги, мы разучились или вот-вот разучимся любить и читать художественную литературу. Молодежь же вообще занята другими делами. И что же будет, когда вымрут последние читатели?

Мы были похуже одеты, но держались увереннее. Сытый и хорошо одетый невежда нутром чувствует превосходство образованного человека.

Культура, искусство — на последнем издыхании.

К примеру, кинематограф… Раньше на «полку» отправлялась одна картина из ста пятидесяти — по цензурным соображениям. Теперь на эту «полку» идут все 300–400. Ни одна не доходит до зрителя. Ему не до кино, не до такого кино.

Закрываются театры, студии, издательства…

Надо признать: яму, в которую скатываются искусство и культура, мы вырыли своими руками.

Оказались не готовыми ни к свободе, ни к демократии. Слишком резко всплыли. Нас поразила кессонная болезнь. Налицо все признаки: помутненное сознание, затрудненная речь, паралич…

Свободы раздавили нас. Как тут не вспомнить Столыпина: «Я говорю: надо дать свободы. Но при этом добавлю: предварительно нужно создать граждан и сделать народ достойным свободы».

Гражданами мы оказались плохими.

Сделали все, чтобы оттолкнуть от себя и зрителя, и читателя. Выглядим в их глазах просто шкурниками, не имеющими другой цели, кроме как выкачать из аудитории денежку. Эдакой шайкой растлителей малолетних детей. Недаром в Киргизии, например, собираются принять жесткие меры защиты от безнравственности, плывущей из печатных изданий и с экрана.