Страна заката

Док любил поговорить. Он любил излагать свои мысли и делиться опытом, при­обретенным за долгую жизнь. Док был идеалист и остался им в своей добровольной ссылке. Он верил в политические партии, сменяющие друг друга у власти, верил даже сейчас, после того как экономические трудности сгладили традиционные межпартий­ные распри; теперь государственный аппарат ведал капиталовложениями, ценами и заработной платой, а политическая борьба в ее традиционном понимании сводилась к деятельности отдельных группировок экстремистов, которые никогда не играли важной роли в политической жизни страны, но преследовались и подавлялись властями с чудовищной жестокостью. Доку трудно было понять равнодушие Аллана к подобным темам. Ему казалось, что нечто важное и значительное утрачено людьми за последние десятилетия. Но, полагал он, ход событий заставит их в какой-то момент остановиться, одуматься и оглянуться на пройденный путь, чтобы найти утраченное. Однако все эти цветистые фразы были недоступны пониманию Аллана. Подобную риторику он лишь связывал в своей памяти с прекраснодушием отца, который, сидя на балконе в теплые послеполуденные часы, одурманенный дешевым пивом, пытался рассказать, насколько лучше жилось «раньше». Для Аллана прежняя жизнь стала просто невозможной, настолько невозможной, что не измениться она не могла. Тогда они не долго думая упаковали свои пожитки и перебрались на Насыпь. Они сменили место жительства почти так же легко и просто, как животные меняют пастбище или место охоты, не тоскуя по родным местам, не сожалея об утраченном, не ощущая, что потеряно нечто очень ценное. Позади остался хаос, процесс, который зашел слишком далеко, чтобы те, кто стал его жертвой, могли вмешаться и что-то изменить. Город превратился в опасную ловушку, которая медленно захлопывалась. Им удалось вовремя ускользнуть. Ибо никто не знает наверняка, что случится, когда ловушка захлопнется.

Поэтому чаще всего Аллан беседовал с Доком Фишером о вещах, имеющих практическое значение, спрашивал совета, просил объяснить что-нибудь или поделиться опытом в искусстве самосохранения, которым, как он понимал, нужно непременно овладеть в совершенстве на случай, если произойдет самое худшее.

— Как Лиза переносит жару? — спросил Док. Он часто спрашивал о Лизе.

— Прекрасно,— ответил Аллан, покривив душой...

В последнее время Лизе нездоровилось, она чувствовала слабость, жаловалась на сыпь, которая ужасно чесалась. Впрочем, у Аллана от солнца тоже выступили пузыри, и вообще он неважно переносил жару. Они еще не вполне привыкли к изменившемуся климату.

— А Марта не выносит жары,— заметил Док.— Она говорит, что от жары ей делается плохо. Она сильно потеет, понимаешь, потеет так, что не может встать с постели. Нам пришлось тяжело в прошлом году, а в этом году будет еще хуже. Не знаю, что и предпринять, чтобы ей как-то помочь. Правда, порой мне кажется, что она не хочет помощи. Видно, стареет... оба мы стареем... — И Док усмехнулся коротко и сухо,— Но у вас, значит, все хорошо?

— Да, Лиза чувствует себя прекрасно. И малыш тоже.

— Следи за тем, чтобы вы ели достаточно соли.

— Соли?

— Да, нужно есть много соли, когда сильно потеешь. Тогда организм теряет меньше воды и сохраняет силы. У вас есть соль?

— Нет.

— Вот... — Док порылся в кармане и протянул Аллану горсть крупных грязновато-серых зерен.— Это морская соль. Мне достал ее Дос-Манос, у него есть знакомства. Время от времени клади в рот пару зерен и жуй. И заставь Лизу делать то же самое.

— Но от этого же захочется пить!

— Не захочется, если будете поменьше есть. Соль задерживает в организме воду. И еще запомни одно: днем надо пить как можно меньше. От воды человек только слабеет и потеет еще больше. Лучше пейте вечером, когда солнце уже зашло.

Аллан кивнул, довольный тем, что еще чему-то научился. Опустил в карман соль. Наклонился и поднял два полных бочонка, стараясь не расплескать ни капли. Ему предстоял трудный путь с драгоценной водой.

— Спасибо,— сказал он, отправляясь домой. На сегодня беседа была окончена.

Лиза лежала в полузабытьи на матрасе перед фургоном. Им пришлось поставить навес от солнца. Аллан приволок откуда-то гофрированную жесть, картон, пустые мешки и фибровые плитки и на четырех шатких столбах укрепил крышу, в тени было не так жарко, но одолевали мухи, а кроме того, каждое дуновение ветерка приносило малоприятные запахи с дальних мусорных куч, куда машины ежедневно сваливали новые отбросы. Над Райской бухтой неподвижно висело безжалостное солнце, окутан­ное легкой и все-таки непроницаемой мглой, светившейся фосфорическим блеском; казалось, будто это вечное покрывало из желтого смога еще более усиливало зной, опустившийся как удар молота на бесплодную пустыню, именуемую Насыпью.