— Конечно Этот малый просто ходячая аптека. А ты разве не знал? Но для тебя это, наверно, не имеет значения, поскольку ты не притрагиваешься к таким опасным субстанциям...
Смайли усмехнулся. Умеренность Аллана тоже была для него неиссякаемым источником издевок.
— А что он берет в уплату за наркотики?
Вопрос был задан автоматически. Однако злорадная усмешка Смайли быстро убедила Аллана, что этот вопрос ему ни в коем случае не следовало задавать.
— Догадайся сам...
Смайли еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Его косо посаженные глаза смотрели на Аллана насмешливо и ехидно.
— Не знаю...
Аллан пожал своими широкими плечами и посмотрел в сторону. Наконец до него дошло. Смайли облизнул губы:
— Как ты думаешь, в чем состоит мой капитал? Где я храню свой страховой полис, где мои долгосрочные инвестиции? Объяснить тебе? Тогда, может, ты поймешь, что моим единственным средством платежа в этом гнусном мире является наша с тобой дражайшая Мэри. Вот так. Тебя это шокирует, не правда ли? Но каким бы отвратительным ни был наш мир, его надо принимать как он есть, если хочешь чего-нибудь добиться...
Сейчас Смайли был невероятно возбужден и от ярости, от извращенной ревности взвинчивался все сильнее и сильнее.
— Аллан, старый дружище, какой-то у тебя уж очень недовольный вид. Ты, наверно, сидишь и думаешь, что я свинья, потому что использую нашу Мэри таким недостойным образом? Но здесь твой маленький, набитый условностями разум допускает серьезную ошибку. Это она мне многим обязана и весьма благодарна за то, что я для ^ нее сделал. Вот что я тебе скажу: я нашел ее лет пять-шесть тому назад в Западной зоне. Она стирала и мыла полы в кафешке с танцами на Северо-Западной авеню, а в свободное от работы время бесплатно обслуживала клиентов своими прелестями, ее- К
ли, конечно, ты понимаешь, что я имею в виду,— но ты уже все понял,— мотоциклистов, шоферов грузовиков и прочий сброд; одним словом, все, кто попадал на Северо- Западную авеню, угощались бесплатно от щедрот Мэри Даямонд...И Смайли искоса взглянул на Аллана, как бы желая убедиться, что его слова произвели желаемый эффект.
— Да, Мэри... Тогда она была просто грязной маленькой бесплатной шлюхой. Первый раз я встретил ее, когда заскочил в кафешку, чтоб поесть. Я предложил ей и работу, и она согласилась. Она мне позировала: в то время я был «художником». А кроме того, согревала мне постель, готовила еду и убирала квартиру. А когда со скульптурой дело пошло неважно, мы постепенно перешли на фотографию, делали по специальному заказу снимки в духе эстетического авангарда, ты понимаешь... А потом мы махнули в Роудсайд-Сити, где у меня были кое-какие связи. Вот так обстояли дела, дорогой Аллан. Не подбери я ее, она бы до сих пор скребла за гроши полы в кафешке. Или ее доконали бы аборты. Девице с ее репутацией не так-то легко улучшить свое положение в жизни. Мэри есть за что благодарить меня. Ведь это я сделал ее такой, какой ты видишь ее сейчас, и хотя это тоже не бог весть что, но все-таки намного лучше, чем было раньше. Я дал ей твердую опору в жизни, нечто более или менее надежное, нежность, когда она в ней нуждается, любовь в меру моих слабых сил; большего ей не нужно, ничего другого она не знает. И это привязывает ее ко мне и в радости и в горе. Как говорится/ «в дни радости и горя...».
Он нагло осклабился, глядя на угрюмое лицо Аллана. Самоуничижение было самым действенным оружием Смайли, и он с наслаждением испытывал терпение своего соперника, которое судя по всему имело в своей основе какие-то нравственные причины. Несмотря на ревность и страх Смайли потешался над тем, что Аллан, кажется, влюбился в Мэри Даямонд, и он, как мог, поливал грязью и Мэри, и себя, и их отношения, чтобы только нанести Аллану удар и с этой стороны.
Аллан резко встал, опрокинув ящик, на котором до сих пор сидел.
— Ты гад, Смайли. Грязная, мерзкая жаба.
— Ну-ну, старик...
Когда Аллан вдруг встал, Смайли вздрогнул, увидев гнев в его глазах, услышав возмущение в бессильных ругательствах, и немного испугался, не зашел ли он слишком далеко, поддразнивая Аллана, но уже не мог остановиться, не мог скрыть издевки.
— Успокойся, парень. Неужели ты хочешь, чтобы наша маленькая непринужденная беседа завершилась отвратительной дракой? Битва на кулаках за право сильнейшего говорить то, что он хочет... К этому ты стремишься? Хочешь, чтобы в нашем крошечном раю воцарился закон джунглей? По-моему, драться, защищая честь женщины,довольно старомодно. И подумай о последствиях: чего ты добьешься, если установишь на Насыпи диктатуру мускулов? Только одного: ускоришь свою собственную гибель, друг мой. Стоит тебе только выпустить дьявола на свободу, и за первой же мусорной кучей затаится враг, чтобы прикончить тебя самого. И так далее. У современной цивилизации тонкая скорлупа, скажу я тебе. И здесь, у нас, она вся покрылась трещинами. Нужно немного присматривать за вами всеми, чтобы вы ненароком не дали заднего хода и не отправились прямехонько в каменный век или еще дальше. Раньше...