— А зачем вам снегоступы? — спросил Лиф, когда Ник впервые о них заговорил. — До зимы еще несколько месяцев, а если даже и пойдет снег, он будет падать прямо сквозь нас.
— Они не для снега, — пояснил Ник. — Они для того, чтобы идти по дорогам мира живых и не проваливаться. Если при каждом шаге не придется вытаскивать ногу из асфальта, дело пойдет быстрее.
— Тогда это не снегоступы, а дорожные лыжи, — сказал Лиф, соединяя между собой палочки лентами коры. Закончив работу, он подал обувь Нику и Элли.
— Вы совсем не боитесь? — спросил он. — Вам не страшно встретиться с тем, что может поджидать нас в пути? Вас не пугает то, что вы, возможно, не видели, когда были живыми? Злые духи? Чудовища? Я целую вечность ждал, пока вы появитесь. Молился о том, чтобы вы были мне ниспосланы, ведь я говорил вам? Бог слышит наши мольбы отсюда. Может быть, даже лучше, чем раньше, ведь здесь мы ближе к нему.
Лиф посмотрел на ребят большими печальными глазами.
— Пожалуйста, не уходите.
Элли почувствовала, как сжалось ее сердце. На глаза навернулись слезы, но девочка не могла позволить эмоциям заслонить избранную цель. Ей пришлось напомнить себе о том, что Лиф на самом деле не был маленьким ребенком. Он был отблеском, призраком, которому было больше сотни лет. Он провел в одиночестве уйму времени, и не было никаких причин думать, что ему будет плохо, когда они уйдут.
— Прости, — сказала ему Элли. — Но мы не можем остаться. Может быть, когда мы будем знать больше, мы вернемся за тобой.
Лиф засунул руки в карманы и внезапно потупился.
— Ну, что ж, удачи, — сказал он. — И остерегайтесь Макгилла.
— Спасибо за напутствие.
Лиф немного постоял, потом заговорил вновь.
— Спасибо, что дали мне имя. Я постараюсь его не забыть.
Сказав это, он полез на дерево и вскоре исчез в своем доме среди листвы.
— На юг, — сказал Ник.
— Домой, — отозвалась Элли, и они вместе полезли на утес, чтобы выбраться из леса и встретить лицом к лицу опасности, поджидавшие их в мире живых.
Глава пятая
Высшее общество
Когда-то Мэри Хайтауэр звали иначе. Она уже не помнила, как именно, но точно знала, что ее настоящее имя начиналось с буквы «м». Она решила, что ее будут звать Мэри, потому что это хорошее, доброе имя, которое как нельзя лучше подходит матери. Да, ей было лишь пятнадцать лет, но, останься она в живых, она бы наверняка стала матерью. И хотя Мэри умерла, она все равно стала ею — для тех, кто в этом нуждался, а таких было немало.
Фамилию Мэри приобрела, когда первой рискнула подняться на самый верх. [2]