Страницы дипломатической истории

«…Должен заявить, что не вижу никаких оснований для Вашего заявления о том, что Советское Правительство неправильно представляет себе цель контакта в Берне между немецким генералом Вольфом и представителями фельдмаршала Александера, так как в данном деле имеет место не неправильное представление о цели контакта и не недоразумение, а нечто худшее.

Из Вашего письма от 12 марта видно, что германский генерал Вольф и сопровождающие его лица прибыли в Берн для ведения с представителями англо-американского командования переговоров о капитуляции немецких войск в Северной Италии, Когда Советское Правительство заявило о необходимости участия в этих переговорах представителей Советского Военного Командования, Советское Правительство получило в этом отказ.

Таким образом, в Берне в течение двух недель за спиной Советского Союза, несущего на себе основную тяжесть войны против Германии, ведутся переговоры между представителями германского военного командования, с одной стороны, и представителями английского и американского командования — с другой. Советское Правительство считает это совершенно недопустимым и настаивает на своем заявлении, изложенном в моем письме от 16 марта сего года».

Поскольку дело приобрело такую остроту, в переписку включился президент Рузвельт. 25 марта в Кремле было получено личное и строго секретное послание президента, адресованное маршалу Сталину. В нем Рузвельт, сославшись на ставший ему известным обмен письмами между Гарриманом и Молотовым относительно переговоров в Швейцарии, высказывал мнение, что «в результате недоразумения факты, относящиеся к этому делу не были изложены Вам правильно». Далее Рузвельт довольно пространно излагал американскую версию истории этих переговоров, которые якобы сводились к тому, чтобы «договориться с любыми компетентными германскими офицерами об организации совещания с фельдмаршалом Александером в его ставке в Италии с целью обсуждения деталей капитуляции». Представив таким образом ситуацию, Рузвельт добавил, что «если бы можно было договориться о таком совещании, то присутствие советских представителей, конечно, приветствовалось бы». Сообщая далее, что «до настоящего времени попытки… организовать встречу с германскими офицерами не увенчались успехом», президент уверял, что был бы рад «при любом обсуждении деталей капитуляции командующим нашими американскими войсками на поле боя воспользоваться опытом и советом любых из Ваших офицеров, которые могут присутствовать». Вместе с тем Рузвельт заявлял, что не может прекратить «изучение возможности капитуляции».

Заканчивалось послание в примирительном тоне: «…Надеюсь, что Вы разъясните соответствующим советским должностным лицам желательность и необходимость того, чтобы мы предпринимали быстрые и эффективные действия без какого-либо промедления в целях осуществления капитуляции любых вражеских сил, противостоящих американским войскам на поле боя».

Нельзя было не видеть, что те, кто помогал составлять это послание, пытались представить в невинном свете переговоры, которые могли повлечь за собой пагубные последствия. К тому же дело изображалось так, будто никаких разговоров по существу во время контактов с генералом Вольфом вообще не было и речь шла лишь о техническом вопросе — организации встречи в Казерте, в штаб-квартире фельдмаршала Александера. В свете имевшихся у Советского правительства данных из других источников было очевидно, что переговоры уже находились в серьезной фазе и что американцы лишь пытались затушевать факты. Естественно поэтому, что советская сторона мимо этого пройти не могла.