После таких боев «павших на поле битвы» десятками отвозят в больницу с вывихами, переломами, с перебитыми переносьями. Безотказному земскому врачу Быстрову прибавляется работы… Победа же изменчива и каждый год венчает то мордвов, то русских. Кулачные бои разгорались в последние три дня масляной, и редкий великопостный благовест возвещал, что «хватит, молодцы, позабавились и будет… Теперь за работу». Эпизоды же из кулачных боев смаковались весь год, как в последние годы смакуются победы и поражения на мировом первенстве по хоккею с шайбой.
На площадь смотрели своими большими окнами здания волостного правления с «кутузкой», земской школы, учительского дома, домов церковного причта с большими тенистыми садами.
Другую сторону площади окаймляли пятистенные дома «богатых мужиков» под железной крышей, трактир с ревущим граммофоном и «казенка» с продажей «водочных изделий». Шкалики опустошали тут же, оставляя в изобилии сургуч на крыльце и под крыльцом, а большие емкости прятались за пазуху и распивались по домам.
На самой середине площади стоял обширный саманный домина, где помещался магазин купца Прохорова с удивительно разнообразным набором товаров, начиная от леденцов, воблы, керосина, дегтя, кос с точилами и кончая разноцветными ситцами и шелками. Рядом с ним две лавочки поскромнее. В одной из них перед Первомировой войной начала торговать «потребительская кооперация», вступив в бой с капиталом купца Прохорова.
С Русской горы весь этот культурно-торговый и административный центр ясно выделялся своими железными красными крышами среди моря соломенных крыш русского и мордовского концов. Под крутым обрывом Русской горы на узком покатом склоне к речке Каменка обосновалась «микрозона» яблоневых садов с анисами и антоновкой. Августовскими ночами яблочный аромат привлекал мальчишек со всего села. Тогда, как только стемнеет, раздавалась стрельба из дробовиков и зверский лай спускаемых с цепей псов. Пойманных воришек владельцы садов пороли нещадно крапивой, что с удовлетворением отмечалось пожилой частью населения: «Так их растак. Не воруй! А если воруешь, так не попадайся!»
Окраины села были заняты гумнами и амбарами с зерном. Между ними и порядками размещались огороды с картофелем и обязательным подсолнечником.
Чтобы, сидя на завалинках, научиться самарскому опыту лузгать подсолнухи под рассказы и деревенские забавы, нужен был большой опыт поколений, которому я долго не мог научиться. Это была виртуозная работа живого комбайна: семечки незаметным движением пальцев сами летели в рот, тем же движением челюстей и языка вышелушивались, вкусные масляные ядрышки отправлялись по назначению, а шелуха не успевала выплевываться и висела на губах, пока, подчиняясь закону тяготения, не падала на подолы и завалинку.
Чтобы закончить описание топографии этого огромного русско-мордовского поселения Среднего Заволжья, надо еще сказать об обширных луговинах за гумнами на приселенных сильно выбитых выгонах, через которые дважды каждый день прогонялись общественные стада коров, а их было не менее шести: по два стада на конец, да еще одно стадо из Александрова. За луговинами выгонов, выделенные глубокой канавой, располагались леса казенного и удельного ведомств, где можно было в поисках грибов и орехов заблудиться, нарваться на волчьи стойбища, сорваться в заросшие липой и орешником глубокие крутосклонные овраги с холодными родничками по дну. За самовольные порубки полагались денежные штрафы и сиденье в кутузке после маятного тасканья по судам в страдные дни посева, сенокоса или уборки.
За дубовым разнолесьем – необозримые поля с рожью и яровой пшеницей, овсом и просом вперемежку с поздними зелеными парами, выпасавшимися по крайней мере до июля, т. е. поля, используемые в системе традиционной «трехполки», с которой со все усиливающейся энергией боролась вся прогрессивная земская агрономия. Поля эти ежегодно переделялись по «душам» с криками и руготней на сельских сходах. Каких-либо культурных мероприятий при такой системе «мирского» использования матушки-земли проводить было нельзя. Естественно, что огромные потенциальные запасы элементов питания, свойственные типичным черноземам (гумусовый слой до аршина) использовались хищнически. Запасы влаги определялись выпадающими осадками, часто в засушливом Заволжье весьма скудными. Урожаи зерновых культур в 40–50 пудов с казенной десятины (6–7 ц/га) были той средней нормой, которая определялась земской статистикой, поднимаясь в сравнительно редкие влажные урожайные годы до 70 пудов (10 ц/га). Следует отметить, что и богатые сенокосы на поемных лугах Сока переделялись по душам ежегодно, а об их улучшении даже никаких разговоров в те далекие годы не велось.
Первые впечатления от бытия