Страницы истории сельскохозяйственной науки ХХ века. Воспоминания учёного

Я был, видимо, трудновоспитуемым учеником. Обучение школьной премудрости мне давалось легко, что было следствием семейно-бытовой обстановки. Свободное время расходовалось на шалости и шутки. Я начал зло насмехаться над девочкой, ходившей с клюшкой вследствие какого-то дефекта. Этот пакостный проступок был передан на суд моей матери, которая после долгого слезного внушения заставила меня на коленях поклясться перед иконой божьей матери с зажженной лампадой в том, что никогда я над телесными недостатками людей насмехаться не буду. Так школа и семья единым фронтом занимались воспитанием детей.

Запомнился первый мой экзамен. В разгар майского полдня я зашел к Адриановским, где был схвачен огромным плотным «дядей» в подряснике с черной окладистой бородой. Как оказалось, это был брат С. И. Адриановского, благочинный по Каменско-Красноярскому «кусту», только что приехавший из Самары на экзамены и проверку работы церковно-приходской школы в Каменке. Усадив меня на колени, он спросил об имени и фамилии. «Вот хорошо, что ты мне попался! Читай «Отче наш»!» Я прочитал без запинки несколько молитв, решил простенькие задачи по счету в уме, написал без ошибок несколько продиктованных фраз. Через 10–15 минут все было закончено. Слышу: «Ну, отец Семен, напиши этому парню похвальный лист!» Похвальный лист с красочными разводами на отличной бумаге, заполненный каллиграфическим почерком Адриановского с приложением большой церковной печати, был немедленно вручен мне лично; ошеломленный неожиданным успехом, побежал галопом домой, перебежал пыльную дорогу, рванул садовую калитку и, взбегая через две ступеньки на крыльцо родного дома, споткнулся и при падении проткнул кулаком драгоценный документ в самой его середине, ужасом в глазах и горючими слезами я демонстрировал его родителям. Для моего утешения пришлось пропащий документ срочно реставрировать. Он был наклеен аккуратно на картон, зияющая рваная рана на нем стала малозаметной. Похвальный лист был заключен в рамочку и выставлен на обозрение многочисленных посетителей над моей кроватью.

Земская шестиклассная школа, открывшаяся в последние годы прошлого века, имела более десяти единиц преподавательского персонала, который пополнялся в основном из местной интеллигенции. Дочки купца Грязнова, арендовавшего на Соку мельницу, дочки страхового агента Терентьева по окончании гимназии поступили в учительницы земской школы. Два сына волостного писаря Якова Дорогойченкова окончили педагогическое училище в Самаре и недолгое время учительствовали в Каменке. Старший из них, Алексей Яковлевич, принимал активное участие в «художественной самодеятельности» и, помню, играл заглавную роль «черного монаха» в театрализованном рассказе Чехова. В советские годы он выдвинулся как крестьянский писатель. Его роман «Большая Каменка» выдержал пять изданий. Ниже мне придется возвращаться к этому роману, принесшему автору широкую известность.

Долгие годы учительствовала и несла тяжелые обязанности завуча жена фельдшера Вениамина Константиновича Филатова. Он ушел из больницы от Быстрова и открыл на церковной площади небольшой аптекарский магазин, который приносил ему скромные доходы. Замешанный как-то в событиях 1905 г., он вел себя более чем скромно; после свержения царизма он выступал на митингах с речами как меньшевик-плехановец, украшая их цитатами из произведений своего знаменитого партийного учителя.

Один раз я его сильно испугал. Приехав в 1916 г. на пасхальные каникулы, по старому знакомству я получил от его жены предложение провести за нее 1–2 урока по литературе (или по истории, не помню) в старшем классе. 1916 г. – это неудачи на фронте, распутинщина, министерская чехарда. Я, увлекшись новой для меня ролью учителя, исключительным вниманием аудитории, быстро отошел от программы урока и перешел на примеры современности, превратив урок в революционный митинг. Много усилий пришлось приложить Филатовой, чтобы всячески затушевать впечатление от моего урока и задержать ползущие слухи о нем в пределах школы, а мне пришлось извиняться перед старой знакомой за мое выступление. К счастью, все обошлось благополучно для семьи эсдека плехановца, но меня больше не приглашали на подмену учителя.

Любимым зимним развлечением учительской молодежи было катание на санях с Русской горы, которое было организовано по-настоящему. Брались сани-розвальни с нашего двора, вывертывались оглобли, взбирались на высокий пригорок, где стоял «общественный» белый амбар, в сани на сено усаживались 3–4 «учительки», а я садился сзади с оглоблей в руке в качестве правила. Инерция у такого груза была большая, склон крутой, и скорость достигалась жуткая; на берегу речки Каменки шел небольшой вал, на котором скорость быстро гасилась, и сани останавливались.