Страницы Миллбурнского клуба, 1

Тобой осмеян Дант, – лишь Бунин твой кумир.

Твой стих порой смешит, порой тревожит чувство,

Порой печалит слух иль вовсе не смешит,

Он даже злит порой, и мало в нем искусства,

И в бездну мелких дум он сверзиться спешит.

Постой! Вернись назад! Куда холодной думой

Летишь, забыв закон видений встречных толп?

Кого дорогой в грудь пронзил стрелой угрюмой?

Кто враг тебе? Кто друг? И где твой смертный столб?

23 января 1935

 А вот что Хармс говорит о нем прозой, по записям Липавского [9]:

В Н.М. необычная озлобленность. Среди нас, правда, нет хороших людей; но Н.М. обладает каким-то особым разрушительным талантом чувствовать безошибочно, где что непрочно и одним словом делать это всем ясным. Поэтому-то он так нравится всем, интересен, блестящ в обществе. В этом и его остроумие.

А это – Олейников о Хармсе:

Он – соглашатель, это в нем основное. Если он говорит, что Бах плох, а Моцарт хорош, это значит всего-навсего, что кто-то так говорит или мог бы говорить и он с ним соглашается... Я же не соглашатель, а либерал. Что значит, у меня нет брезгливости к людям и их мнениям.

Либерал в начале тридцатых…

Все это, наряду с отсутствием стремления опубликоваться любой ценой (как раз для этого у Н.О. было больше возможностей, чем у бесхозных членов ОБЭРИУ), позволяет предположить, что поэзия, действительно, не является его делом жизни – вполне вероятно, лишь побочный продукт деятельности этой крайне одаренной и темпераментной натуры. А главный продукт не дали времени найти...

 7. Личные обстоятельства, однако, все же вторичны, особенно в глазах далеких потомков. Они забываются, они могут быть вообще неизвестны читателю – остаются только сами по себе тексты. О чем тексты? Что было интересно самому автору, что читаем мы сейчас?

Я сделал небольшое исследование одного достаточно представительного сборника «Пучина страстей» [11] следующим образом. Каждое из стихотворений (общим числом 98) описывалось наиболее значимыми атрибутами. Возьмем, например, одно из самых известных стихотворений «галантерейного» типа:

Послание артистке одного из театров

Без одежды и в одежде

Я вчера Вас увидал,

Ощущая то, что прежде

Никогда не ощущал.

Над системой кровеносной,

Разветвленной, словно куст,

Воробьев молниеносней

Пронеслася стая чувств:

Нет сомнения – не злоба,

Отравляющая кровь,

А несчастная, до гроба

Нерушимая любовь.

И еще другие чувства,

Этим чувствам имя – страсть!

Лиза! Деятель искусства!

Разрешите к Вам припасть!

1932

Стихотворение было описано следующими тематическими признаками: 1. Секс («без одежды»); 2. Любовь (очевидно – почему); 3. Птички («воробьев молниеносней»). В дальнейшем птички были объединены с рыбками. Очень автор любил и тех и других, но насекомых еще больше, поэтому они выделены отдельно. Иногда его пристрастия сливаются в экстазе («О муха! О птичка моя!» – см. «Муха» ниже).

Все стихи сборника были, таким образом, помечены; затем те, в которых присутствовала какая-либо тема или их комбинация, группировались и в каждой группе определялось число стихотворений, число слов и число знаков (без пробелов). Если в данном стихотворении развита та или иная тема, то весь объем этого стиха относится к данной теме: в приведенном примере все 63 слова и 369 знаков были посчитаны трижды, по одному разу для каждой из трех категорий. Проще всего измерять объем стихотворений в словах (это сильно коррелирует с объемом в знаках). «Женщины» (как нечто отличное от Любви или Секса) может показаться странной категорией, но это довольно существенный момент творчества Н.О. Куда еще, например, поместить такую зарисовку:

Шурочке (на приобретение новых туфель)

О ножки-птички, ножки-зяблики,

О туфельки, о драгоценные кораблики,

Спасибо вам за то, что с помощью высоких каблучков

Вы Шурочку уберегли от нежелательных толчков.

На любовь не тянет, до секса дело не дошло – как раз «женская тема». И она очень развита – в отличие, скажем, от «мужской», связанной с дружбой, – таковая лирика фактически не наблюдается.