Страницы Миллбурнского клуба, 1

В поле брани Разорваки

Пал за вольность, как герой.

Бог с ним! рок его такой.

Но зачем же жив Костаки,

Когда в поле Разорваки

Пал за вольность, как герой?!

Хороши стихи, ничего не скажешь, пронимают. Тут «…дай себя обнять» – там «…разрешите к вам припасть!». А еще было сказано, как верно Л.Гинзбург заметила насчет П.Потемкина, «...непреодолимо я к тебе душой стремлюсь».

Словом, что-то такое кое-где конечно было и раньше. Однако Олейников внес очень важный новый момент: его юмор и ирония практически полностью оторваны от старинной традиции политизирования, сатиры и морализирования в творчестве фактически всех предшественников – то, что я старался показать в данном тексте. Он не вскрывает недостатки общества, он их использует как материал для построения собственной картины мира, которая оттеняется «глупостями» других. «Либерал Олейников» не чуждается ничьих мыслей – но встраивает их (часто в неузнаваемой форме) в свои тексты. Поет, однако, только свою свободную песню.

Ну а что было потом? Потом, как известно, свобода как концепция исчезла, как минимум, лет на тридцать, а скорее на пятьдесят. Уже поэтому искать кого-то похожего на Н.О. – довольно бессмысленное занятие. Самоцензура, понимаете ли. И пусть были блестящие строки «в стол», пусть были барды, диссиденты, самиздат – каких-то принципиальных ингредиентов всегда не хватало. Многочисленным примерам блестящего юмора всегда что-то мешало, чтобы он воспринимался так же непосредственно и натурально, как юмор Н.О.: либо политическая ангажированность и сатиричность, либо отсутствие его бесконечной словесной игры; либо и то и другое плюс повышенная эпиграмматичность и нацеленность на один сильный эффект в конце. Мне в голову приходит только один поэт, в текстах которого в некой мере я чувствую дух Олейниковa – Дмитрий Пригов.

Мой брат таракан и сестра моя муха

Родные, что шепчете вы мне на ухо?

Ага, понимаю, что я, мол, подлец,

Что я вас давлю, а наш общий Отец

На небе бинокль к глазам свой подносит

И все замечает и в книгу заносит.

Так нет, не надейтесь, – когда б заносил

Что каждый его от рожденья просил,

То жизнь на земле уж давно б прогорела

Он в книгу заносит что нужно для дела.

Страшно далек Д.П. от Н.М., сорок лет разницы между ними не пролетели бесследно. Для Д.П. и имя давно придумано – концептуалист он, а Н.О. так и ходит, как «и примкнувший к ОБЭРИУ». Но все ингредиенты на месте: необычный взгляд на мир, талант, ирония и самоирония насчет всего самого главного. А уж заодно – и родные мухи с тараканами. Но, однако, Д.П. куда жестче. Больше о жизни и смерти – меньше о любви. Для соблазнений не требуется той цветистости, да и вообще лишних слов. Политику изъять не удается, хотя он ее и изгоняет с поверхности. Написал несравненно больше, но и жил куда дольше. Концентрация, стало быть, ниже. Но: нет морализаторства; очень смешно и грустно; очень талантливо. Вот еще:

Иному Бог не доверяет

Микроба малого – и тот

До адской старости живет

А к мне спокойно допускает

И тараканов, и мышей

И прочую скотину малую

Он знает – я их не избалую

Но и не выгоню взашей

Убью, разве что

То есть Д.П. тоже чувствует свою тесную связь со всем, так сказать, живым – но своеобразно, и убить может. Циничнее, значит. А вот еще, одно из самых тонких:

Как некий волк свирепый и худой

Бюрократизм который выгрызает

Гляжу на справочку, но Боже мой!

Вот из нее росточек выползает

Смеется, плачет, ручками плескает

И к солнцу тянется, и всякое такое

Ведь как убить живое!

Хоть и волк

Конечно

Здесь живое (и волк и росточек) так сплетено с неживым, цитата (из Маяковского) – с оригинальностью, политика – с лирикой, что по степени концентрированности стих не уступает лучшим вещам Н. О. и других.