Страницы Миллбурнского клуба, 2

Начавшаяся война подвела черту. В первые месяцы на фронте погибли Дойвбер Левин и Леонид Липавский. Хармс был арестован 23 августа 1941 года за пораженческие настроения. Как писала Марина Малич в записке своей подруге: «..Двадцать третьего августа Даня уехал к Николаю Макаровичу... жизнь для меня кончена с его отъездом».

Определившие судьбу Хармса показания дала Антонина Оранжиреева (Розен), знакомая Анны Ахматовой и многолетний агент НКВД.

Хармс умер во время блокады Ленинграда в отделении психиатрии больницы тюрьмы «Кресты» (Арсенальная набережная, 9).

Рукописи Хармса были сохранены его другом Яковом Друскиным; он забрал их зимой 1942 года. Из  уже опустевшей комнаты.

Введенского забрали 27 сентября 1941 года. Накануне он отправлял в эвакуацию свою семью. Когда Введенский пришел на вокзал и увидел переполненные эшелоны, он не выдержал и перед самым отходом состава вытащил жену с детьми на перрон. Это заметил комендантский патруль. Узнав, что Введенский уже имел одну судимость, они его арестовали как пораженца. Как он погиб, никто точно не знает. Его пасынок Борис утверждал, что он был сожжен охраной в сарае (овине) у села Непокрытое вместе с группой заключенных, которых не успевали этапировать.

Официально в справочниках дата гибели Введенского указана 19 декабря 1941 года.

Заболоцкому, одному из двух обэриутов первого призыва, переживших террор и войну, принадлежат эти пронзительные строки:

Прощание с друзьями

В широких шляпах, длинных пиджаках,

С тетрадями своих стихотворений,

Давным-давно рассыпались вы в прах,

Как ветки облетевшие сирени.

Вы в той стране, где нет готовых форм,

Где все разъято, смешано, разбито,

Где вместо неба – лишь могильный холм

И неподвижна лунная орбита.

Там на ином, невнятном языке

Поет синклит беззвучных насекомых,

Там с маленьким фонариком в руке

Жук-человек приветствует знакомых.

Спокойно ль вам, товарищи мои?

Легко ли вам? И всё ли вы забыли?

Теперь вам братья – корни, муравьи,

Травинки, вздохи, столбики из пыли.

Теперь вам сестры – цветики гвоздик,

Соски сирени, щепочки, цыплята...

И уж не в силах вспомнить ваш язык

Там наверху оставленного брата.

Ему еще не место в тех краях,

Где вы исчезли, легкие, как тени,

В широких шляпах, длинных пиджаках,

С тетрадями своих стихотворений.

1952

Петр Ильинский – прозаик, поэт, эссеист. Родился в 1965 году в Ленинграде, выпускник МГУ, научный работник, в 1991 – 1998 и 2001 – 2003 годах – сотрудник Гарвардского университета. Книги: «Перемены цвета» (Эдинбург, 2001), «Резьба по камню» (СПб., 2002), «Долгий миг рождения. Опыт размышления о древнерусской истории VIII–X вв.» (М., 2004) и «Легенда о Вавилоне» (СПб., 2007). Статьи и рассказы публиковались в российской и зарубежной периодике («Отечественные записки», «Время и место», «Русский журнал», «Зарубежные записки», «Северная Аврора»). Живет в Кембридже (США), работает по специальности в частном секторе, преподает в Бостонском университете.

Впередсмотрящий

(Оммаж Генриху Беллю)

Странными такие действия мог бы счесть лишь наблюдатель поверхностный.

    М. Булгаков

Обер-лейтенант дальнобойной артиллерии Вольфганг Ортер всегда знал, чего он хочет и почему. Это называется уверенностью в себе. Вдобавок он умел настоять на своем и довести дело до конца. Последнее, между прочим, не менее важно, чем первое. Если за знанием не следует действие, то грош цена такому знанию, вот что я вам скажу. По мне уж лучше расторопный дурень, чем умный ленивец. Или рохля. Или слабак. Но все это – точно не про Вольфганга.

Свое мнение он обыкновенно высказывал прямо и откровенно, а вот о доводах предпочитал умалчивать. Это, кстати, свидетельствует о немалом уме. Подумайте, и вы оцените. Ага, уловили? Интересно еще вот что: не раз и не два поведение Вольфганга при обсуждении того или иного вопроса оказывалось много убедительнее тех аргументов, которые он мог бы привести. Как это объяснить? Не знаю, но понемногу ему стали верить без особых споров. Слишком часто он оказывался прав. Или, давайте, скажем по-другому: для окружающих было очевидно, что обер-лейтенант являлся чрезвычайно предусмотрительным человеком, хотя несколько скрытным. Можно даже выразиться еще четче и, если позволите, без обиняков: герр Ортер обладал даром предсказывать будущее. Потому ему кое-что и удалось. И он никогда не жаловался и не ссылался, как сейчас модно, на «неблагоприятные обстоятельства». В отличие от нытиков, которых нынче прямо пруд пруди, и все готовы привести сотни причин собственных неудач. Нет, наш Вольфганг не из таких. Вы просите подробнее? Сейчас расскажу.

Нет, это было не ясновидение, и не какие-то, упаси боже, пророческие способности – о такой ерунде речи быть не может, я вас постыдился бы ради этого отвлекать, auf Ehre*, господа, действительно, как можно? Только простой здравый смысл, помноженный на информированность. Никаких чудес. Там где присутствует здравый смысл, чудеса и вот эти… да, случайности, исключены. Почти исключены.