Страницы Миллбурнского клуба, 2

Вот это и смог только рассмотреть сонный паж. Но если бы он последовал за этой троицей далее, он бы увидел, что, как только они вышли на задний двор, стало происходить нечто странное. Слуги закрыли створки фонаря. В темноте они позволили здоровенному стражнику упасть на все четыре, стянули с него шляпу, сапоги и плащ, и это оказался совсем не мужчина, а медведь – Треух! Слуги, конечно, оказались переодетыми Малидой и Тиллой. Они отрезали свои длинные волосы и переоделись в мужскую одежду, которую Малида принесла с собой. А что насчет настоящих стражников? Они крепко спали с заткнутыми ртами и связанные по рукам и ногам в одной из комнат Тиллы. Малида сдобрила вино и мясо сильным снотворным зельем, которое заварила из известной ей одной смеси трав и маковых головок.

Малида подбежала к сеновалу. Вытащив горящую свечу из фонаря, она подожгла сено в нескольких местах. Затем в темноте все трое поспешили во фруктовый сад на дальнем конце острова. Малида три раза ухнула совой и после паузы ухнула еще три раза. Они услышали ответное уханье с другой стороны стены. Малида и Тилла побежали к сараю, где садовники хранили свой садовый инструмент. Они вытащили лестницу, которой пользовались для работы с верхними ветками яблонь. Лестница была достаточно высокой, чтобы добраться почти до верха каменной стены. Тилла забралась наверх и сбросила веревку вниз по другую сторону стены. Марен ждал их там с гребной лодкой, прижимаясь к узкой полоске песка. К этой веревке он привязал веревочную лестницу, и Тилла втянула ее наверх. Малида и Треух тоже вскарабкались на стену, и все трое начали спускаться вниз. Треух почти застрял, так как он не мог сообразить, как спуститься вниз по веревочной лестнице. В конце концов, Тилле и Малиде пришлось просто спихнуть его вниз. К счастью, его падение смягчил влажный песок и его собственный густой мех, так что он отделался небольшими ушибами.

Наконец-то все они оказались на другой стороне стены. Марен и Треух взялись за весла и вскоре они были на середине реки.

А между тем в замке поднялась суматоха. Начался пожар на сеновале, и вскоре он был весь охвачен пламенем. Забили колокола тревоги. Стражники и слуги метались по двору, пытаясь потушить быстро распространявшийся пожар, и выводили испуганных лошадей из ближних конюшен. К моменту, когда смена караула прибыла к дверям покоев Тиллы и обнаружила ее исчезновение, беглецы плыли уже несколько часов.

Они гребли по очереди всю ночь. Руки и плечи Тиллы нестерпимо болели, глаза заливало потом. Малиде пришлось перебинтовать им всем руки, потому что их ладони покрылись лопнувшими кровавыми мозолями. Даже Треух жалобно постанывал и лизал свои усталые лапы. Но они продолжали продвигаться против течения. В полночь они все еще были недалеко от города. Тилла слышала мощный колокол городских часов главного собора и ответный перезвон остальных церквей. Потом много-много раз звучал в ее ушах этот прощальный, разливавшийся над водой звон, голос ее города. Но в тот момент, когда это в действительности происходило, не было времени остановиться или просто осознать, что они бежали из своего дома, к которому, возможно, никогда не вернутся. Она и Малида были слишком заняты греблей, давая возможность отдохнуть Марену и Треуху.

Как только небо посветлело так, что они могли рассмотреть берега реки, они нашли густые заросли ольхи, склонявшейся до самой воды, и спрятали там лодку. Выбравшись, качаясь от усталости, они просто свалились на землю под прикрытием кустов. Скрываясь, они провели там весь день, а с наступлением ночи опять забрались в лодку. Грести стало еще тяжелее: нестерпимо болели их натруженные мышцы, и к тому же они были голодны. Марен приготовил запас сушеных фруктов и копченого мяса, но они должны были тратить их предельно экономно, так как этой еды должно было хватить на многие дни.

Вот так, много дней подряд, они поднимались вверх по реке: скрывались и отдыхали днем, а гребли по ночам. Тилла потеряла счет времени. Иногда ей казалось, что она живет один и тот же день по несколько раз, снова и снова. Разница была только в погоде – то солнечная, то дождливая, то ветреная, то спокойная, но день за днем становилось холоднее. Несмотря на все неудобства, Тилла ощущала огромное облегчение – она была на свободе, рядом с отцом и бабушкой. Ворох листьев на мокрой земле и тяжелый кожаный плащ, подбитый мехом, были для нее стократ мягче и уютнее, чем вышитый золотом бархат на кровати убитой королевы.