Вот пример из
рассказа «Посещение музея» (1938), где реальность плавно переходит в
сновидение, которое автором явно не обозначается как сновидение, но
подразумевается всей стилистикой рассказа. Герой его (он же и повествователь)
посещает музей, где пытается обнаружить картину, о которой его просил узнать (и
по возможности выкупить) один приятель. Картина в музее действительно имеется (герой
ее сам там видит), но для того, чтобы приобрести ее, требуется разрешение
опекуна музея, и вот герой отправляется к опекуну прямо домой. Опекун,
хранитель музея, настаивает на том, что в каталоге такой картины нет,
заключается пари, герой расписывается на листочке бумаги, хранитель складывает
ее и кладет в карман. Герой, сопровождаемый опекуном, возвращается в музей. По
ходу действия возникают разные препятствия и отсрочки, неизменные спутники
сновидений: «По дороге он заглянул в лавку и купил фунтик липких леденцов,
которыми стал настойчиво меня угощать, а когда я наотрез отказался, попытался
мне высыпать штучки две в руку, - я
отдернул ее, несколько леденцов упало на панель, он подобрал их и догнал меня
рысью». И вот, наконец, они в музее, и тут оказывается, что картина все-таки на
месте (очевидно, в противоположность ожиданиям читателя – читатель и его
память незаметно вовлекаются в действие). Опекун соглашается, что, видимо,
в каталоге была ошибка, при этом он зачем-то тут же уничтожает листок, на котором
были записаны условия контракта, что почему-то не вызывает никакого протеста
или хотя бы удивления у повествователя. «Говоря это, он отвлеченными пальцами
достал наш контракт и разорвал его на мелкие части, которые, как снежинки,
посыпались в массивную плевательницу». Обратим внимание на снежинки,
предвещающие снег, который явится чуть позже. Также трудно пройти мимо
раскрытых на длинном столе «толстых, плохо выпеченных книг с желтыми пятнами на
грубых листах» (метаморфозы, скажет через 30 лет герой «Ады» Ван Вин, это такая
же принадлежность снов, как метафоры -
стихотворений). Далее опять возникают разнообразные препятствия, помехи и
отсрочки – например, в образе появляющегося сторожа, размахивающего
единственной своей рукой и сопровождаемого табуном молодых людей явно навеселе,
«из которых один надел себе на голову медный шлем с рембрандтовским бликом», и
прочие нелепости. Все это вовсе не вызывает удивления рассказчика, однако в
душе его поднимается какая-то тревога, источник которой не вполне понятен
самому рассказчику. Наконец, приняв решение встретиться с опекуном назавтра и
обсудить условия приобретения картины – хотя тот ему ранее сказал, что купить
портрет, видимо, не удастся, к тому же он «должен сперва посоветоваться с
мэром, который только что умер и еще не избран» (еще одна помеха с явной
примесью абсурда сновидения), – герой, оставшись один, пробирается сквозь
бесчисленный лабиринт комнат и проходов (декорации постоянно меняются) и,
преодолев разные препятствия, вдруг выходит из музея и оказывается на морозной
улице (до этого, как смутно припоминает читатель, погода была
осенне-дождливая).