Перед своим поспешным отъездом в Нью-Йорк я с огромным трудом добился свидания с Бланш. Наша встреча началась с того, что она влепила мне мощную пощечину и заявила: «Это вам, мерзавцу, от всей лаборатории Рэя!» Я не хотел выглядеть «мерзавцем», особенно в глазах Бланш, но и рассказать ей правду не был готов. Невероятных усилий стоило мне оправдаться перед Бланш, ничего по сути не объяснив и сославшись только на настоятельное требование Алисы Берлекемп. Бланш поверила мне – она тогда уже не хотела, чтобы я был мерзавцем...
* * *
Прошло несколько лет...
C Алисой Берлекемп мы регулярно переписываемся. Она живет жизнью религиозной отшельницы в отрогах Скалистых гор близ города Пуэбло в штате Колорадо, присылает мне поздравительные открытки на День Благодарения, Рождество и Пасху, обычно добавляя несколько слов о себе и детях. Дети, кстати, переехали на Восточное побережье и учатся в хороших тамошних университетах. Я не знаю, в каком виде она пересказала им суть нашего открытия, но судя по всему, они ни в чем не винят ее.
Сол Гусман стал директором бывшей лаборатории Рэя Берлекемпа. Говорят, что он женился, но о его жене я ничего не знаю. После той истории с публикацией моего фальшивого заключения о причине самоубийства профессора Берлекемпа Сол написал мне резкое письмо с сожалениями, что пожимал мне руку, но не «успел дать по морде еще раз», и, кроме того, с настоятельной рекомендацией не появляться вблизи него «в радиусе одной мили».
Что касается меня самого, то я, наконец, переехал в Калифорнию, а главное – женился на Бланш Стаурсон. Мы были вынуждены принести жертвы ради этого брака: я пожертвовал неразглашаемостью своей тайны, а Бланш – своей работой в лаборатории у Гусмана. У нас растут дети – девочка и мальчик, и мы не уверены, что им в жизни пригодится знание тайны янтарных бусинок, раскрытой профессором Рэймондом Берлекемпом.
Впрочем, это все уже не имеет почти никакого отношения к рассказанной здесь истории...
Июнь – сентябрь, 1978,
Усть-Нарва – Ленинград
Киев. Сентябрь 2014
Между аэропортами время,
Скользнув, упало на дно.
Разберут и разнесут по свету
Его почтальоны.
Послушайте, я хочу сказать:
Мне не все равно,
Кто населять будет завтра
Эти горы и склоны.
Мой город остановился и замер
Недалеко от войны.
Но его переулки и дворики
Еще подметают,
Продают горячие
Пирожки и блины.
И живут в этом городе те,
Кого мне так не хватает.
Возьмусь за горло,
И междометия заменят слова.
Захлебнется сердце,
Под ребром завозится остро.
Господи,
Только бы Вера была жива –
Моя тетя Верочка,
Мой непотопляемый остров.
И эта девочка –
Не ведает, что творит – влюблена.
Разве я ей советчик?
Сама ломает и строит.
И эта женщина –
Неужели она
Узнаёт меня
И зовет сестрою?
Провожанье в предместье.
Поздний вечер. Слух
Доминирует
Над беспомощным зрением.
Мы идем вдвоем,
Я считаю до двух,
Перебирая
Свои впечатления.
Был день,
Неожиданный, как кино:
Дворняги, река,
Мой попутчик с посохом;
И мысль:
Увидимся ль, суждено
Добраться сюда –
По воде ли, посуху?
А после – аэропорт.
И эти полдня
Пуповиной оборванной
Бессмысленно будут болтаться.
Вроде я еще здесь,
Только жизнь обтекает меня.
Нелегко улететь,
Но еще тяжелее остаться.
А дальше – время,
Как в прорезь почтового ящика ускользнет,
Когда, вспыхнув крыльями,
Отражая солнце,
Повиснет игрушкою
Самолет
В облаках –
Белоснежных небесных соснах.
Я знала об этом в самом начале,
Когда даже сажа была бела,
Когда в ореоле чужой печали
Моя молодая любовь цвела.
Я знала всегда: и тогда, и после –
Неважно, сбудется ль наяву –
В дверях он появится поздним гостем,
И я до этого доживу.
Все едино: химерам ночным являться,
Иль ангелам лелеять рассвет, –
Жалеть ни к чему, ни к чему бояться –
Больше в будущем прошлого нет.
Пусть каждый из нас бредет по пустыне,
Натыкаясь на след свой из века в век, –
Встретимся, в это верю поныне,
Когда в черных пятнах мартовский снег.
М.Р.
Чертит дождь диагонали
И сползает со стекла.
За окном в оригинале
День без рода и числа.
Серо, сыро и туманно,
Свет двоится и косит.
Погруженный как в нирвану,
Город призраком висит.
Как непросто разобщаться,
Дождь в окне, в глазах, в груди.
Если хочешь распрощаться,
То сегодня уходи.
Серо, сыро и туманно,
Свет двоится и косит.
Погруженный как в нирвану,
Город призраком висит.