Страницы минувшего будущего

– Наша сказка хороша – начинай сначала, – Владимир вздохнул и поскрёб затылок. Голос его обратился в шёпот. – Хочешь, поговорю?

Агата метнула быстрый взгляд чуть вправо – Кравцов стоял метрах в двадцати от роптавшей толпы и быстро докуривал, держа микрофон за длинный чёрный шнур.

– Не стоит.

В самом деле – Володя не должен тратить время своё на бессмысленные увещевания. Она уже взрослая девочка, пора учиться уживаться с людьми. В этом странность виделась, но, как только от Ситникова поступали предложения помощи, у Агаты словно из ниоткуда появлялись более привычные ей упрямство и силы. Уже за одно только это его стоило благодарить.

– Тогда становись рядом и смотри за работой профессионалов, – Владимир подмигнул, дождавшись улыбки в ответ, навёл камеру на очередь и обернулся. – Денис!

Повторять дважды не пришлось – Кравцов отшвырнул окурок, перехватил микрофон и в несколько шагов сократил расстояние между собой и намеченной заранее на асфальте обрывком бумажки точкой. Володя склонился над камерой. Загорелся индикатор.

– Угу.

И Агата обратилась в слух. Позже, когда всё закончилось, ей показалось даже, что она не дышала толком, ловя каждый жест, каждый взгляд и каждое слово. Во всем происходившем огромная странность крылась, и далеко не сразу до Агаты дошло, что именно смутило её, едва Денис Кравцов шагнул к первому из трёх отобранных человек. А, когда дошло, она даже не поверила самой себе.

Все трое согласившихся заметно нервничали, не зная, чего именно ждать им от людей с камерой и микрофоном. Лишь парой слов Агата попыталась объяснить им, что нужно будет делать и как вести себя; потом – она видела это, под дубом сидя – к каждому подошёл Кравцов. И в это сложно поверить, однако…

Каждый вёл себя совершенно спокойно и естественно. Ни один из троих не запнулся и не смутился. Люди отвечали на вопросы эмоционально, горячо, но… но ведь именно того и требовалось.

Кравцов поменялся в кадре. Держась по-прежнему собранно и чуть отстранённо, он удивительным образом сумел расположить к себе тех трёх человек, изведённых очередями, пустыми полками и нищетой. Ситуация напомнила какую-то фантасмагорию, когда даже те, кто категорически отказывались слушать слова Агаты об участии в съёмке, начинали перешёптываться меж собой, поддерживая говорившего. Они словно изливали Кравцову свои души, словно искали в нём какой-то мифической поддержки или хотя бы понимания. И он смотрел на них, и в его взгляде нечто такое искрилось, что вынуждало их довериться. Вопросы не были необычными или провокационными, скорее даже наоборот – их отличала банальность. Но даже того оказывалось предостаточно Кравцову, чтобы создавать диалог, чтобы выводить людей на нужные эмоции и слова. Репортаж создавался на пустом месте, из ничего – это понятно даже полному профану вроде Агаты. И она стояла, ошарашенная и словно окаменевшая, в сантиметрах от периодически зевавшего в кулак Володи, и с каким-то необъяснимым чувством понимала, насколько и для него, и для Кравцова всё творившееся сейчас привычно, обыденно и даже скучно временами. На её глазах создавалось то, что через несколько часов увидели бы тысячи человек, то, чему суждено обсуждаться на лавочках и кухнях, то, что заняло бы отведённое место в эфире первого федерального телеканала, в самой популярной программе страны. Это походило на волшебство, которое творилось исключительно людьми; и Агата становилась ему свидетелем.

* * *

– Отнеси, пожалуйста, к нам в кабинет. Я покурю пока.

В руки перекочевали три кассеты, и Агата кивнула. Пока Кравцов сдавал готовый репортаж, у них имелось свободное время, а это означало одно – можно заглянуть к старым знакомым. За всё время пребывания в стенах телецентра лишь однажды выдалось достаточно времени, чтобы вдоволь наболтаться с ребятами из программы, в которой стажировка проходила. И упускать повторно появившийся шанс не входило в планы. Только в кабинет зарулить, и свобода.

Взяв протянутые ключи и сунув их в кармашек новенькой поясной сумки, Агата поспешила скрыться за стеклянными дверьми. После съёмки они с Владимиром, как и было намечено, отправились на ближайший рынок, выкроив себе час времени. Несколько раз пытался Ситников завести разговор, но терпел фиаско. Потом, уже по дороге обратно, Агата призналась в причине своей внезапной замкнутости, чем вызвала смех облегчения.

«Привыкнешь, будешь пуще моего зевать».

Однако Агата, конечно же, не поверила, ведь к такому привыкнуть не смогла бы никогда.

И вот она шла сейчас бодрым шагом по коридору в сторону лифтов. Можно, конечно, пробежаться по ступенькам, но внезапный приступ банальной лени направил ноги в противоположном от лестницы направлении. Едва различимое отражение в стеклянной двери заставило замедлиться и присмотреться. Ничего хорошего, впрочем, перед взором не предстало: ворот платья нещадно измялся каким-то непостижимым образом, а ромашки и след простыл. Наверное, оно к лучшему – увядший цветок в жалком подобии причёски, что могло выглядеть печальнее?