Страницы минувшего будущего

Вся ситуация вдруг напомнила что-то слишком уж непонятное. Никогда, ни разу за всю свою жизнь Агате не приходилось слышать такие откровения в первую же более или менее тесную встречу. Но отчего-то честность такая неописуемо сильно располагала.

– Я и не знала, кстати, что ты женат. Был.

– В том-то и дело. Я права не имею рассказывать об этом. Имидж. Но в неформальной обстановке скрывать не вижу смысла.

Прозвучало всё это, конечно, очень неожиданно. Даже непонятно стало, зачем Рощин вообще позволил себе подобное откровение с человеком, которого видел-то второй раз в жизни.

– И мне, стало быть, рассказывать тоже не боишься? Я какой-никакой, а журналист.

Рощин рассмеялся и вновь вытащил из пачки сигарету.

– Не-а. Ты мне понравилась, ещё тогда, когда в лифте сидели. Не похожа ты на обычных журналистов, видно, что не такая.

– И какая же?

– Честная, со своим мнением. Тяжко тебе придётся. Жалко даже.

Кофе успел остыть, но даже это не испортило вкуса. Должно быть, в Москве и впрямь не существовало больше места со столь же прекрасным напитком. Сделав глоток, Агата откинулась на спинку тяжёлого, обитого бархатом стула и провела кончиком пальца по краю белоснежной чашки.

– А сейчас всем нелегко.

Повисшее молчание отличала лёгкость. Не ощущалось дискомфорта, не витал незримый холодок. Белоснежный журавлик, клонившийся набок из-за чуть неровных крыльев, стоял возле блюдца. Осторожно коснувшись бумажной шейки ногтем, Агата позволила себе улыбнуться вновь и кивнуть на подарок.

– Симпатичный, кстати.

Саша стряхнул пепел с сигареты и затянулся вновь. Невольно пробил интерес: сколько пачек уходило у него в день?

– Ты слышала когда-нибудь про тысячу журавликов? Легенда такая.

– А это ты к чему?

Рощин с ответом не поторопился, вновь отвлёкшись на сигарету. Про легенду Агата, конечно же, не слышать попросту не могла: школьный учитель истории очень любил трогательную историю о японской девочке из Нагасаки, а потому рассказывал её так, что не запомнить было невозможно. И, хотя школа давно уже осталась в прошлом, тысяча бумажных журавликов в памяти отложилась крепко, ассоциируясь с самой огромной надеждой, которая только могла существовать.

Только вот с чего бы Рощину это вспоминать вдруг?

– Да так, к слову просто, – Саша тряхнул головой, словно от каких-то мыслей своих отмахиваясь; длинные тёмные волосы рассыпались по лопаткам. – Знаешь, ты всё же извинись перед этим своим… Владимиром. Уж он точно не виноват, что тебе с начальством не свезло.

Стыд опутывал плечи крепко и не оставлял сил для борьбы с собой. Вообще, Агата имела одну весьма прозаическую и, чего греха таить, попросту отвратительную черту характера: извиняться она ненавидела. Даже если вина была очевидной, переступить через себя казалось пыткой, а неприятным к тому бонусом шла ещё и боязнь: а ну как извинения её уже не нужны? Но иного выбора не имелось, вина и неправота стали очевидными, и потому с Рощиным пришлось согласиться.

* * *

А перед кабинетом стало вдруг жуть, как страшно. До боли губу прикусив, Агата некоторое время стояла, не шевелясь, и судорожно обдумывала слова, которые стоило бы сказать первыми. Но, как по какому-то пресловутому закону подлости, на ум лезло что угодно, кроме нужного. И в конце концов это стало невыносимым: пару раз шлёпнув по щекам, чтобы кое-как прийти в себя, Агата резко выдохнула и схватилась за дверную ручку.

Если бы Володи не оказалось на месте, она бы точно сорвалась и что-нибудь сделала на эмоциях. Например, скинула бы к чертям собачьим весь архиважный мусор со стола Кравцова прямо на пол. Потом, конечно же, испугалась бы и принялась восстанавливать учинённый бардак, но то случилось бы потом.

Да и Вовка всё же оказался в кабинете. Потому анархия на рабочем месте Дениса осталась абсолютной и невредимой.

Когда Агате было шесть, она сломала любимую железную дорогу Марка. Они не разговаривали несколько дней, пока Беата Константиновна не провела с дочерью первую в её жизни воспитательную беседу и не объяснила, что, когда вина за тобой, извиняться просто необходимо. Это был, пожалуй, один из немногих случаев ссор между братом и сестрой.

И сейчас он, вспомнившийся совсем некстати, показался просто невероятно глупым!

Тенью проскочив в кабинет и беззвучно прикрыв за собой дверь, Агата спрятала руки за спину и прошла к дивану, на который рано утром буквально упала, услышав всего лишь одну фразу.

«Денис боится, что разнарядка придёт и на тебя».

Нет, нет. Нет, Волкова. Сейчас не до этого.

Володя лишь на мгновение отвлёкся от какой-то платы, которую крутил тонкой, больше на иглу, чем на инструмент походившей, отвёрткой. Никак опять что-то с камерой случилось, а на новые запчасти рассчитывать не приходилось. Финансирование не то, и вряд ли оно поправилось бы в обозримом будущем.