Страницы моей жизни. Воспоминания подруги императрицы Александры Федоровны

Тютчева после предупреждения государя не унималась; она сумела создать и в придворных кругах бесчисленные интриги – бегала жаловаться семье ее величества на нее же. Она повлияла на фрейлину княжну Оболенскую, которая ушла от государыни несмотря на то, что служила много лет и была ей предана. И в детской она перессорила нянь, так что ее величество, которая жила детьми, избегала ходить наверх, чтобы не встречаться с надутыми лицами. Когда же великие княжны стали жаловаться, что она восстанавливает их против матери, ее величество решила с ней расстаться. В глазах московского общества Тютчева прослыла «жертвой Распутина»; на самом же деле все нелепые выдумки шли от нее, и она сама была главной виновницей чудовищных сплетен, [наговариваемых] на чистую семью их величеств.

Мы были рады уехать из Москвы. Проехали Орел, Курск и Харьков; везде восторженные встречи и необозримое море народа. Вспоминаю, как в Туле с иконой в руках, которую поднесли государыне при выходе из церкви, меня понесла толпа, и я полетела головой вниз по обледенелым ступеням… Здесь же, за неимением другого экипажа, государыня ездила в старинной архиерейской карете, украшенной ветками и цветами. Вспоминаю, как в Харькове толпа студентов, неся портрет государыни, окружила ее мотор с пением гимна и буквально забросала ее цветами.

Проезжая Белгород, императрица приказала остановить императорский поезд, выразив желание поклониться мощам святого Иоасафа. Было уже совсем темно; достали извозчиков, которые были счастливы, узнав, кого они везут. Монахи выбежали с огнями встречать свою государыню; отслужив молебен, мы уехали. На станции собралась уже толпа простого народа провожать государыню. Какая была разница между этими встречами и официальными приемами! Удивлялась я также губернаторам, которые заботились только о том, чтобы императрица посещала учреждения, устроенные их женами; может быть, это естественно, но хотелось бы, чтобы в эти минуты личные интересы уходили на задний план.

6 декабря, в день именин государя, мы встретились с ним в Воронеже; затем их величества вместе посетили Тамбов и Рязань. В Тамбове их величества проведали Александру Николаевну Нарышкину, которая была их другом; она была убита большевиками, несмотря на все то, что сделала для народа.

Путешествие их величеств закончилось Москвой. Их величества радовались встрече с младшими детьми. Первым мы увидели Алексея Николаевича, который стоял, вытянувшись во фронт, и великих княжон Марию и Анастасию Николаевн, которые кинулись обнимать их величества.

В Москве были смотры; посещали опять лазареты, ездили и в земскую организацию осматривать летучие питательные пункты. Встречал князь Г.Е. Львов (впоследствии предавший государя[34]); он с почтением тогда относился особенно к Алексею Николаевичу, прося его и государя расписаться в книге посетителей. Вечером иногда пили чай у их величеств в огромной голубой уборной государыни – с чудным видом на Замоскворечье. До отъезда ее величество посетила старушку-графиню Апраксину, сестру своей гофмейстерины княгини Голицыной; вместе с государем были у 80-летнего старца митрополита Макария. Вернувшись в Царское Село, к Рождеству устроили многочисленные елки в лазаретах.

Должна упомянуть еще об одном инциденте. Как-то раз государь упомянул, что его просят принять сестру милосердия, вернувшуюся из германского плена: она привезла на себе знамя полка, которое спасла на поле битвы. В тот же день вечером ко мне ворвались две сестры из той же общины, из которой была эта сестра. Со слезами они рассказывали мне, что ехали с ней вместе из плена, что в Германии ей оказывали большой почет немецкие офицеры; в то время как они голодали, ее угощали обедами и вином; что через границу ее перевезли в моторе, в то время как они должны были идти пешком; что в поезде за 6 суток она ни разу перед ними не раздевалась, и что они приехали ко мне от сестер общины, умоляя обратить на нее внимание. Они так искренно говорили, что я не знала сперва, что делать, и сочла обязанностью поехать и обо всем рассказать дворцовому коменданту. На следующий день, во время прогулки, я рассказала все государю, который сперва казался недовольным. Вечером меня вызвал дворцовый комендант и рассказал, что он с помощником ездил допрашивать сестру; во время разговора она передала коменданту револьвер, сказав, что отдает его, чтобы ее в чем-либо не заподозрили, и что револьвер этот был с ней на войне. Комендант потребовал ее сумочку, которую она не выпускала из рук. Открыв ее, они нашли в ней еще два револьвера. Обо всем этом было доложено государю, который отказал сестре в приеме.

IX