Страницы моей жизни. Воспоминания подруги императрицы Александры Федоровны

Клеветники выискивали всевозможные случаи и факты, за которые они могли бы ухватиться для подтверждения своих вымыслов. Так, из Австрии приехала одна из городских фрейлин императрицы, Мария Александровна Васильчикова, которая была другом великого князя Сергея Александровича и его супруги и хорошо знакома с государыней. Васильчикова просила приема у государыни, но, так как она приехала из Австрии, которая в данную минуту воевала с Россией, ей в приеме отказали. Приезжала ли она с политической целью или нет, осталось неизвестным, но фрейлинский шифр с нее сняли и выслали ее из Петрограда в ее имение. Клеветники же уверяли, что она была вызвана государыней для переговоров о сепаратном мире с Австрией или Германией. Дело о Васильчиковой было между прочим одним из обвинений, которое и на меня возводила Следственная комиссия. Все, что я слыхала о ней, было почерпнуто мной из письма великой княгини Елизаветы Феодоровны к государыне, которое она мне читала. Великая княгиня писала, чтобы государыня ни за что не принимала «that horrid Masha» («эту ужасную Машу»). Вспоминая дружбу великой княгини с ней, которой я была свидетельницей в детстве, мне стало грустно за нее.

Клевета на государыню не только распространялась в обществе, но велась также систематически в армии, в высшем командном составе, а более всего в Союзе земств и городов. В этой кампании принимали деятельное участие известные Гучков и Пуришкевич. Так, в вихре увеселений и кутежей и при планомерной организованной клевете на помазанников божиих началась зима 1915–1916 годов, темная прелюдия худших времен.

Весной 1916 года здоровье мое еще не вполне окрепло, и меня послали с санитарным поездом, переполненным больными и ранеными солдатами и офицерами, в Крым. Со мной поехали сестра милосердия, санитар Жук и три агента секретной полиции – будто бы для охраны, а в сущности, с целью шпионажа.

Эта «охрана» была одним из тех неизбежных зол, которые окружали их величеств. Государыня в особенности тяготилась и протестовала против этой «охраны»; она говорила, что государь и она хуже пленников; но почему-то их величества не могли выйти из этого тяжелого положения, вероятно, другие заботы были слишком велики, чтобы уделять время этому предмету. Каждый шаг их величеств записывался, подслушивались даже разговоры по телефону. Ничто не доставляло их величествам большего удовольствия, как «надуть» полицию; когда удавалось избежать слежки, пройти или проехать там, где не ожидали, они радовались, как школьники. За жизнь свою они никогда не страшились, и за все годы я ни разу не слышала разговора о каких-либо опасениях с их стороны.

Вспоминаю случай, как раз во время прогулки с государем в Крыму, «охранник» сорвался с горы и скатился прямо к ногам государя. Нужно было видеть его лицо. Государь остановился и, топнув ногой, крикнул: «Пошел вон». Несчастный кинулся бежать. Однажды, гуляя с императрицей в Петергофе, мы встретили моего отца, и императрица долго с ним беседовала. Только что мы отошли, как на него наскочили два «агента» с допросом, «по какому делу он смел обеспокоить государыню». Когда отец назвал себя, они моментально отскочили – странно было им его не знать…

Итак, я отправилась на юг. Государыня при проливном дожде приехала проводить поезд. Мы ехали до Евпатории 5 суток, останавливаясь в Москве и других городах на несколько часов. Городской голова [Евпатории] Дуван дал мне помещение на его даче, окруженной большим садом, на самом берегу моря; здесь я прожила около двух месяцев, принимая грязевые ванны. За это время я познакомилась с некоторыми интересными людьми, между прочим, с караимским гахамом[38], образованным и очень милым человеком, который читал мне и рассказывал старинные легенды караимского и татарского народов. Он, как и все караимы, был глубоко предан их величествам.

Получила известие, что ее величество уехала в Ставку, откуда вся царская семья должна была проехать на смотры в Одессу и Севастополь. Государыня телеграммой меня вызвала к себе. Отправилась я туда в автомобиле через степь, цветущую красными маками, по проселочным дорогам. В Севастополе дежурный солдат из-за военного времени не хотел меня пропустить. К счастью, я захватила телеграмму государыни, которую и показала ему. Тогда меня пропустили к царскому поезду, где жили их величества. Завтракала с государыней. Государь с детьми вернулся около 6 часов с морского смотра. Ночевала я у друзей и на другой день вернулась в Евпаторию. Их величества обещали вскоре приехать туда же. 16 мая они прибыли на день в Евпаторию.