Страницы незримых поединков

Так, теперь — действия унтер-офицера, ведающего картотекой. Если просто забыл ключ, то, обнаружив это, шума поднимать не будет, побоится наказания. Это нам будет на руку.

Рискнуть или нет?

Поймают — расстрел. Да еще перед этим будут пытать. Зверски пытать.

Но ведь там, в сейфе, — картотека, это известно точно.

Рискну!

Быстро разыскал нескольких надежных товарищей — Крылова, Билана, Федулова, — объяснил каждому его задачу.

До сих пор оставшиеся в живых подпольщики Брайтенфуртской разведшколы, встречаясь, только гадают: случайно, по рассеянности или нарочно, о чем-то догадываясь и желая помочь, оставил тот унтер-офицер ключ в сейфе?

Они, лихорадочно торопясь, переписывали на тонкую, почти папиросную бумагу содержавшиеся в картотеке сведения о трехстах курсантах разведывательной школы.

Смеречинский и его друзья, спрятав списки в надежном тайнике, долго удивлялись своей удаче. Полные анкетные данные и к тому же пометки карандашом о предполагаемом задании и месте выброски! Теперь только бы доставить ценнейшие сведения в Москву!

…Нетерпение. Оно все чаще овладевало Смеречинский в последние недели. Курс лекций и практические занятия закончились. Когда же их будут забрасывать за линию фронта? Чего фашисты тянут?

Уже кончилось лето 1942 года, когда Смеречинского и Крылова вызвали, наконец, к начальнику разведшколы. Анберг впервые поздоровался с ними за руку. Чтобы подчеркнуть торжественность момента, он встал на фоне большого портрета Гитлера.

— Вас двоих как лучших курсантов нашей разведывательной школы и к тому же, по наблюдениям инструкторов, хорошо понимающих друг друга, а это очень важно при работе в паре, принято решение забросить в тыл Красной Армии первыми. Поздравляю вас!

Смеречинский и Крылов вытянулись. Анберг, цепко заглядывая в глаза, протянул на прощание каждому руку.

— На изучение задания — три дня, с вами займутся специалисты из разведцентра. Потом получите радиоаппаратуру, оружие, деньги. Вылет — ночью с двадцать седьмого на двадцать восьмое. Желаю успеха. Высоко держите честь Брайтенфуртской разведшколы…

На последнем собрании подпольщиков придумали пароль, который Смеречинский и Крылов передадут советской контрразведке и по которому будут принимать тех, кого немцы будут забрасывать позже. Пароль простой: «СК», по начальным буквам их фамилий.

4

…Последние дни и часы на вражеской земле. Только бы выдержать, только не сорваться, как сорвался курсант Иван Тютюников, член подпольной организации, у которого сдали нервы: увидев, как эсэсовец расхваливает снимки казней советских людей, он швырнул гранату в толпу офицеров-эсэсовцев, потом выхватил у солдата автомат и до последнего патрона вгонял очереди в зеленые и черные мундиры.

Только бы выдержать, а там через несколько часов — родная земля.

Эймер прощался долго, тряс руку, прочувствованно напутствовал, даже прослезился слегка. Наконец захлопнулась дверца; «Хейнкель-111» побежал по дорожке, все быстрей и быстрей — и вот они уже в ночном небе.

Вошли в облака, и почти весь полет иллюминаторы были словно зашторены облачной мглой: ни звезд, ни огоньков на земле, никакой ориентировки. Потом, после дозаправки, полетели дальше, также в облаках.

…Когда они приземлились, уже светало. Едва погасив и сняв парашюты, они увидели сквозь редкий кустарник бегущих к ним белобрысых мальчишек, нескольких красноармейцев и старшего лейтенанта, по три «кубаря» в петлицах.

Свои! Через столько месяцев снова увидеть своих! Смеречинскому хотелось броситься к ним, обнять всех, расцеловать.

И вдруг он отчетливо услышал, как один из мальчишек, которых отгонял красноармеец, обиженно крикнул:

— Абер вир воллен аух зеен!

«Но мы тоже хотим посмотреть», — автоматически перевел Смеречинский.

Страшная догадка мелькнула: провокация! Летчики сделали большой круг и выбросили их где-то в Германии.

Крылов тоже понял все. И тогда они выхватили пистолеты и, не сговариваясь, задыхаясь от ненависти, стали палить в «красноармейцев» и «старшего лейтенанта». Те залегли, но отстреливались неприцельно, слишком высоко.

— Что, сволочи, взяли? — кричал Крылов. И ругался зло, матерно.

Минут через пять стрельба с той стороны, как по команде, стихла, и раздался знакомый голос Эймера:

— Сагайдачный! Кедров! Не стреляйте. Проверка. Вас выбросили недалеко от Брайтенфурта, вы у своих.

Радостно улыбающаяся рожа Эймера осторожно высунулась из-за кустов. Влепить бы всю обойму в эти очки, в этот золотозубый рот!

Как этот фашистский гад искренне жал им руки, как пустил слезу несколько часов назад, провожая их в полет, как разыграл встречу с «красноармейцами»!

И как близок был провал!

Да, врага нельзя недооценивать, он хитер и умен. И, чтобы добиться своего, надо быть еще хитрее и умнее.

Смеречинский и Крылов отшвырнули пистолеты.

«Красноармейцы» во главе со «старшим лейтенантом», погрузив раненого («Будут помнить», — злорадно подумал Смеречинский), уже усаживались в подкатившую машину с эсэсовским номерным знаком.