Страницы прошлого

Я безумствовала. Ко мне отнеслись, как к взрослой: стихи приняли всерьез, одно стихотворение напечатают! Однако его так и не напечатали, — газета обанкротилась и перестала выходить.

В течение этого и следующего года в различных журналах было напечатано больше десяти моих стихотворений.

Я только что кончила гимназию, когда мне предложили издать сборничек моих стихов. Я стала подготовлять его, отправила в издательство, но издательство прекратило существование, и сборник не вышел в свет.

Поступив в университет, я совсем перестала писать. У меня были другие дела, другие интересы, и к стихам я остыла. Семь лет я ничего не писала. Это началось снова, когда я работала вместе с моим мужем в рабочей просветительной организации.

Однажды мой муж, роясь в книгах, сказал:

— В сущности, зачем ты кончала этот свой литературный факультет? Поищи-ка что-нибудь подходящее для первомайского праздника, я не могу ничего найти.

Я мысленно пробежала все знакомые мне пьесы и стихи. Но все они были уже многократно использованы, известны и затасканы. Я робко предложила:

— А может, я сама что-нибудь напишу?

Он недоверчиво взглянул на меня:

— Гм… Лучше поищи… Но если уж тебе непременно хочется…

Это задело меня за живое. Разве я не исписывала некогда стихами целые кипы бумаги?

Я принялась за работу с горячим желанием показать, что я все же кое-что могу. Писала, переписывала и, наконец, сказала:

— Готово!

Он перелистывал странички, читал:

— Знаешь, из этого может кое-что получиться…

Ну и началась работа! Я написала все: короткий скетч, стихи для индивидуальной и хоровой декламации, первомайскую пьесу. Программа была принята. Мой муж прекрасно подготовил ее. Публика восхищалась. Знакомые смеялись — никогда еще не было такого вечера: я написала, муж режиссировал, а исполняли мои друзья — молодежь из рабочего университета.

С этого времени я сделалась присяжным поставщиком материала для всякого рода рабочих празднеств и торжеств.

И однажды, когда, придя из очереди у тюремных ворот, я делилась своими впечатлениями с мужем, Марьян предложил:

— А что, если бы ты попробовала написать об этом?

Я попробовала. Репортаж поместили в рабочей газете в Варшаве. За ним последовал другой: впечатления от краковской толкучки, где беднейшая часть населения продавала и покупала одежду и всякую рухлядь. Становилось все больше тем, на которые непременно надо было написать.

Ужасная обстановка в ночлежном доме. Мы пошли, осмотрели дом. Я написала. Статья вызвала большой шум. В ночлежном доме спешно навели порядок.

Злоупотребления хозяина на кирпичном заводе — я отправилась и туда. Правда, меня тотчас с позором выгнали за ворота, но я уже успела узнать столько, что смогла написать статью.

Через некоторое время, когда этих репортажей-статей набралось порядочно, я подумала, что собственно из этого можно было бы сделать книжку. Так возникла моя первая повесть — «Облик дня». Я хотела в ней показать обездоленность пролетариата и его борьбу.

Книжка отправилась к издателю и пролежала там несколько месяцев, а когда после вмешательства моего отца была, наконец, напечатана, цензура конфисковала ее. Позже ее разрешили выпустить с белыми пятнами вычеркнутых мест.

Книжка дошла до читателя и сделала свое. На меня набросилась пресса. Меня ругали за то, что я говорила правду. И в то же время я стала получать отклики читателей. Я получила письмо от человека, который был на нелегальной революционной работе. Он писал, что, когда ему было очень тяжело, книжка придала ему бодрость и новые силы для борьбы. Люди говорили мне, что «Облик дня» открывал им глаза на многое, чего они раньше не замечали.

Тогда мне стало ясно, что оружием в борьбе, которую ведет пролетариат за свое освобождение, может быть и книга. И когда жизнь ставила передо мной неотложные задачи, когда я видела несправедливость и зло — я писала книгу, чтобы протестовать, чтобы показать людям правду, чтоб помочь тем, кто борется.

VIII

В одну из весен вспыхнула забастовка каменщиков. Она продолжалась только две недели: предприниматели заявили, что удовлетворят требования рабочих. Каменщики вышли на работу, но тут выяснилось, что предприниматели и не думают выполнять обещанное.

Забастовка вспыхнула снова и сразу приняла острый и бурный характер.

Вечером на собрании рабочие решили требовать повышения расценок и заключения коллективного договора.

Назавтра уже не шелохнулась ни одна стройка.

Мы встали в этот день очень рано. Город еще только пробуждался. Я выглянула в окно. Из пригородных деревень и поселков шли рабочие с голубыми бидончиками, с узелками подмышкой. Каменщики, строительные рабочие. Шли, как каждый день, ни о чем не подозревая. Но вот навстречу им выходил человек — кто-нибудь из наших хороших знакомых, из актива каменщиков. Минутный разговор. Прибывшие собирались группами и шли вместе — уже не на работу, а на собрание.