Страницы жизни шамординской схимонахини Серафимы

Когда батюшка Амвросий гостил в Шамордино, он принимал народ в зимней Троицкой церкви. Люд валил сюда валом с утра до ночи, и старец всех наставлял, благословлял, исповедовал, брал на себя скорби людские и грехи, даруя взамен облегчение и великую радость сердечную. Ныне от этого храма сохранился подвал, где сиротливо ржавеют два брошенных комбайна, да фундамент, настолько насыщенный духом преподобного, настолько несмываемо впитавший в себя старческие молитвы, что подходить к этим камням без сердечного трепета невозможно.

И наконец церковь при богадельне «Утоли моя печали», устроенная в честь иконы, принесенной в Москву казаками в 1640 году во царствование Алексея Михайловича. Церковка помещается на первом этаже бывшего больничного корпуса и по расположению напоминает скитскую: продолговатая зала ведет в квадратное пространство перед алтарем…

— Это наш кафедральный храм, — улыбаясь, говорит матушка Никона нам, нерешительно остановившимся в дверях — Ну что же вы? Проходите.

Здесь пока всего несколько икон: священномученик Поликарп, Иоанн Воин, Казанская Богоматерь, что всю зиму провисела в комнатке у мощей батюшки Нектария, маленькая, трогательно вышитая Плащаница. Алтаря нет, как нету и Царских врат — абсиду прикрывает перегородка с седмисвечником, на аналое «Сошествие во ад».

В ожидании отца Наместника ставим свечи, прикладываемся к иконам. Постепенно собираются прихожане, в большинстве женщины, многие с детьми, всего человек двадцать. Сидим на лавочке вдоль стены, но ожидание затягивается, и мы вступаем в беседу. Местные жительницы настроены очень доброжелательно как к нам, так и к возобновленному монастырю, охотно рассказывают о прежних монахинях, о шамординских святынях, о старожилах, которые могут что‑то помнить, дают адреса, приглашают приходить и записывать, можно с магнитофоном…

Вдруг раздается звон колоколов, такой чистый и пронзительный, что мы устремляемся на улицу. Звон серебрист и трепетен, словно сама речушка Серёна сиреной воспела Господу своему со дна гигантской космической чаши. Звонница сооружена рядом с больничным корпусом прямо на зеленом поле. Молодые иноки о. Гавриил и о. Кирилл словно срослись с колоколами и, являя естественное их продолжение, вызванивают весеннюю ликующую песнь, а по длинной деревенской улице приближаются о. Наместник, его брат о. Вадим, игумен Поликарп и матушки. У одной из них в руках блюдо, полное пасхальных яичек. Со всех концов поселка сбегаются деревенские ребятишки и, раскрыв рты, изумленно наблюдают необычное шествие. О. Евлогий ласково улыбается, делает знак детям подойти и оделяет всех яичками; перепадает и взрослым.

— Христос воскресе! — просто говорит отец Наместник, входя в храм — Сейчас будем служить…

Священники облачаются. Отец Гавриил зажигает свечи и с молитвой раздает всем присут

ствующим. В первом ряду опять детишки с распахнутыми глазенками и ровненькими огоньками в руках.

Всенощная творится по — домашнему, уютно, как будто собралась одна большая семья и вот воздает хвалу Господу. «Благослови, душе моя, Господа, и вся внутренняя моя, имя Святое Его» (Пс. 102, 1). Идет шамординская служба, и мне приходит на память пророчество старца Амвросия, который не раз предрекал своей дочерней обители великую славу. Однажды, когда одна из духовных чад призналась ему, что Оптину любит больше, Батюшка вдруг поднялся со своего места, глаза его заблистали необыкновенным огнем, и он воскликнул в пророчественном тоне: «Здесь все будет больше оптинского! Здесь будет то, чего ты и не ожидаешь!» И в беседах с другими лицами неоднократно повторял о славном будущем Шамординской обители. Думаю, не ошибусь, если скажу, что это пророчество относится к нашему времени, и нам еще предстоит видеть его исполнение во всей полноте…

27 мая 1990 года митрополитом Филаретом Киевским и Галицким было совершено освящение престола, и в храме в честь иконы «Утоли моя печали» состоялась первая Божественная Литургия. Монахиня Никона была возведена в сан игуменьи, а молодых насельниц, исполненных решимости уневеститься Небесному Жениху, облачили в подрясники — первые иноческие одежды. Поэтому ни на минуту нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что на свете есть человек, принявший от Господа послушание быть живой связующей ниточкой между прежним Шамордином и вновь возобновляемым монастырем. Сегодня, когда пробил час возрождать запустелое место Божие, жизнь матушки Серафимы приобретает особый смысл. Она пронесла свою хоругвь через десятилетия безбожия и дождалась молитвенных рук, готовых ее принять. Из тысячи Горских инокинь, разметанных по белу свету, отправленных в Караганду, уморенных в эшелонах, ей единственной выпала честь не допустить разрыва времен, передать эстафету верности Смыслу. Именно здесь надлежит искать разгадку ее удивительного долголетия. Пламенный луч от Источника Жизни, рассекающий тьму язычества — вот что такое мать Серафима!

* * *

Из поучений схимонахини Серафимы.

— Что самое трудное было в монастыре?