Странная девочка

От изумления Саша разинул рот. Но крепко зажал в руке мокрый стебель цветка.

ДЯДЯ И ТЁТЯ

Дядя у Кати был пожилой, толстый добряк. Тётя всегда подозревала у него множество болезней. Дядя уверял, что он здоровёхонек, но всё-таки покорно принимал капли и порошки. Тётю он называл Анечкой и во всём её слушался.

Бо́льшую часть дня дядя проводил в институте, где занимался научной работой. А по вечерам, если возвращался не поздно, строил Тиме дом из кубиков, учил Катю играть в шахматы и пытался рассказывать детям сказки. Кате то и дело приходилось его поправлять: все сказки дядя путал. Начало возьмёт от одной сказки, середину — от другой, а конец — от третьей и сам не знает, как выбраться из этой мешанины.

— Что делать, ягнёночек, если я все сказки перезабыл? — оправдывался дядя. — Детей-то у нас не было, вот и не тренировался.

«Ягнёночком» дядя называл Катю за то, что уж очень она тихая. Часто он советовал:

— Не мешало бы тебе, Катюша, стать побойчее! И что ты такая робкая? Этак тебя всякий обидит.

Катя только улыбалась в ответ и молча пожимала плечами.

А тётя Аня говорила про Катю с Тимочкой:

— Птенчики вы мои!

За все месяцы, что дети у них жили, она ни разу не побранила племянницу. Да и не за что было. Катя, что ни велит, что ни попросит тётя, всё охотно сделает.

Тётя проворная, подвижная, целый день хлопочет, минуты без дела не посидит: то шьёт, то прибирает, то вяжет, то пирог печёт… И всё это с улыбкой, с ласковым словом. К тёте Ане Катя успела привязаться, пожалуй, ещё больше, чем к дяде.

Но вот теперь Катя на неё так рассердилась, что и сказать невозможно.

НЕ „МОЙ“, А „НАШ“

Вернувшись домой из института, дядя очень испугался.

Тишайшая племянница встретила его таким гневным, яростным взглядом, что гораздо больше этот взгляд подошёл бы не ягнёнку, а тигрёнку.

— Какое она имела право увезти его без спросу? — закричала Катя хриплым от волнения голосом. — Ведь он мой!

— Катя! Катя! — растерянно сказал дядя. — Что ты только говоришь?

— Ты же слышишь! — крикнула Катя. — Тётя Аня увезла чужого ребёнка неизвестно куда! Это такое, такое… злодейство!

Добрая, немножко виноватая улыбка расползлась по полному лицу дяди. Потом он обиженно нахмурился.

— «Чужого»! Скажешь тоже! Нам-то Тимочка чужой? Опомнись! И почему это неизвестно куда? Да просто за Лугу. Это и недалеко совсем.

— Сколько километров? — спросила Катя. Брови у неё были сурово сдвинуты, и худенькое большеглазое лицо сердитое-пресердитое.

Дядя взглянул на неё и вздохнул.

— Километров сто двадцать, должно быть, да там ещё до Дубков…

— Сто двадцать километров! — воскликнула Катя с возмущением.

— Катюша, я тебя не узнаю. Ты же у нас такая разумная. — Дядя грузно опустился на стул. — Пойми, девочка, тётя взяла Тимошеньку с собой, потому что беспокоится о нём, любит его. Вот ты сказала: «мой Тимочка». Конечно, он твой. Но и наш тоже. «Наш» Тимочка, — понимаешь? Тётя боялась его оставить с Фросей. Да не сверкай так на меня глазищами! И ведь Фрося через день уходит на занятия в вечернюю школу…

— Всем известно, что Фрося уходит в вечернюю школу… — безжалостным тоном сказала Катя. — Так что же? А я, что ли, не могла бы смотреть за Тимочкой не только что через день, а каждый, каждый вечер? Я-то, я-то! Разве меня нет на свете?

— Ты, конечно, есть на свете, Катюша, — нежно и почему-то грустно сказал дядя. — И ты многое умеешь. Но ты ещё маленькая.

— Маленькая! — насмешливо повторила Катя. — Нашёл малютку!

— Да ведь они через неделю будут дома. Ты и соскучиться по-настоящему не успеешь.

«Не успеешь!» Да Катя соскучилась по Тимочке ещё в школе. И она так хотела с ним в нарцисс поиграть!

— Скоро кончатся у вас занятия в школе, — продолжал дядя. — Настанет лето. Мы снимем дачу, ты будешь целые дни гулять с Тимошенькой.

— Сегодняшний день считать? — вдруг спросила Катя.

Она уже утихомирилась. Сидела, покорно сложив на коленях руки, и, казалось, внимательно слушала дядю.

— Что такое? — прерванный на полуслове, удивился дядя.

— Ты сказал, они приедут через неделю. В неделе семь дней. Сегодняшний день надо считать?

— А-а, вот ты о чём! Гм! Нет, сегодняшний день пожалуй, считать не стоит.

Он поглядел в насторожённое лицо Кати и заморгал, как будто что-то попало ему в глаз.

Вдруг ему вспомнилось, как привезли они в свой дом детей. Катя, испуганная, заплаканная, жалась поближе к маленькому брату, которого тётя держала на коленях, то и дело брала Тиму за ручку. Но когда стала объяснять тёте, чем и как надо Тимошу кормить, как его купать и укладывать спать, то говорила она очень серьёзно и деловито.

УЖАСНАЯ НОВОСТЬ

Под Тиминой кроваткой сиротливо валялась целлулоидная утка с проломанным боком. Вечером Катя её заметила и поспешно подняла.

— И утю забыли — ой! — сказала она с упрёком. — Вот какая тётя!

— Ну, и что такого, что утю не взяли? — отозвалась домработница Фрося.

— А такое, что Тимочка её очень любит! — Катя спрятала уточку к себе под подушку.

Теперь каждый вечер, перед тем как заснуть, она тайком гладила целлулоидную утиную головку.