Странная дружба (СИ)

Страшный, жуткий грохот раздался будто из другого мира. Возвращая на бренную землю. Ту, где есть железные махины. Тяжёлые, что киты, держащие землю. И не умеющие вовремя тормозить.

Для Максима всё стало игрушечным. И огромная машина. И возвышение перехода. И писк светофора. Да и вообще картинка стала плоской. И Макс будто потерял управление. Вообще всем. Просто почувствовал неожиданно тяжёлый удар в бок. Разве игрушечная машина может так? Наверное, Максиму всё это просто кажется. Или он тоже игрушечный. Иначе почему так легко отлетел от какого-то там толчка? И почему полёт вообще длится так долго? Когда уже?..

Первое, что он почувствовал — резкая боль в локте. Ударился о твёрдое дорожное покрытие. И будто именно она включила для Максима все краски и ощущение реальности.

Он лежит на дороге. Машина впереди тупо мигает фарами. Оказывается, этот мир полон ещё и звуками — гула, ветра, непонятной человеческой речи.

Из него будто выбило весь воздух, и теперь дышать получалось только через боль. Но получалось. Максим машинально приподнялся, чтобы встать. Но резкая, зубодробильная боль в боку оставила его на месте.

И всё-таки он был жив. Мог дышать, слышать и даже чувствовал тепло выглянувшего из-за тучи солнца. Вдруг, совершенно непонятное и необъяснимое ощущение эйфории накатало на Макса. Каким же свежим показался воздух!

Он, наконец, заметил светящийся экран телефона — тот не разбился и даже не вылетел — Макс так и сжимал его в ладони. Чёрные буквы бегущей строкой сообщали, что на вызове абонент «Папа». Значит, Максим всё-таки успел нажать кнопку вызова.

Поднёс смартфон к уху.

— Алло!.. Алло!.. Максим!.. Что с тобой?.. Макс… — надрывался искажённый папин голос. Наверное, он всё слышал — и визг тормозов, и звук столкновения и что там ещё полагается при наезде. И теперь едва ли не срывается на крик.

— Пап… — отозвался Максим. Говорить почему-то было больно. — Всё нормально, пап… Честно…

***

Кто придумал использовать для больничных стен белую краску? Явно кто-то не очень умный… Потому что белый цвет сам по себе ассоциируется со светом в конце туннеля и вообще райскими облаками. Так себе ассоциация для больницы. Особенно в связке со стерильным запахом и этими дурацкими, очень яркими лампами. Словно в операционной.

Операционная, к счастью, Максиму не понадобилась. Да и вообще всё оказалось достаточно терпимо — тормозного пути того «Вольво» хватило, чтобы сделать парню простой ушиб. Без переломов и вроде бы без повреждения внутренних органов. Хотя последнее может выявиться позже.

Но пока, с постельным режимом и обезболивающими уколами Максим чувствовал себя весьма сносно. И даже начинал ощущать скуку в одиночной палате.

Кажется, теперь уже больше переживали родители и девчонки. И даже родители девчонок — Света уже звонила справляться о его самочувствии.

Кстати, забавно было общее пересечение, когда к Максиму в первый день пустили посетителей. Наверное, все дежурили во дворе больницы, потому что ровно в 17:00 раздался стук в палату. Дверь с протяжным скрипом отворилась. Но никто в палату не зашёл. Потому что столпились около самого входа — мама с папой, Женя и Таня. И все смотрели не на больного Макса, а друг на друга. Видимо, безмолвно решали, кого и кому запускать первым. И каждый явно хотел, чтобы это был именно он. Но боёв и потасовок в больнице устраивать не принято, так что Максим просто смотрел, как четыре пары глаз непроницаемо пялятся друг на друга. В конце концов, вопрос решился по старшинству — девчонки отступили, плавно утекая обратно в коридор. В первую очередь, конечно, Женька. Возможно, Таньку ей пришлось тянуть за шкирку — Максим не видел. Так что в палате оказались родители. Конечно, из них двоих первой — мама. И тут же начала возмущаться угнетающей обстановкой дурацкой палаты. Видимо, гены пальцем действительно не размажешь. Отец же сдержанно отвечал ей, что для выздоровления нужен покой, а не весёлые стены. А сам смотрел только на Максима. С той непонятной смесью сдержанности и грусти.

— Всё нормально, — смущённый, улыбнулся Максим.

Кажется, это он уже говорил. Но сейчас звучало по-другому. Кажется, отец немного расслабился. И мать перестала трещать фоном. Даже не стала показывать, что они принесли во внушительном пакете с продовольственным логотипом — просто поставила на пустующую пока прикроватную тумбу.