Странная философия ненасилия

Иные преступники умирают на эшафоте спокойнее, чем многие непреступники на руках у близких. Преступник познал свою волю и обратил ее. Непреступник не мог обратить волю, ибо никогда не мог познать ее. Государство ставит себе целью сказочную страну молочных рек с кисельными берегами, что как раз противоположно истинной цели жизни — познанию воли во всем ее ужасе»[14].

Как видим, Шопенгауэр не верит в перспективность политических путей переустройства общества, в эффективность государственной власти.

Не случайно он негативно относится к полосе европейских революций 1848–1849 гг. Активные усилия человека по переустройству его судьбы противоречат основным принципам философии мыслителя. Он видит другие пути спасения человека от тягот жизни.

По Шопенгауэру концепция власти, воплощенной в Мировой Воле заключается в уходе от нее как пути освобождения от ее влияния. Один из этих путей — погружение в искусство. О нем мы не будем говорить подробно, так как это не имеет отношения, по крайней мере, прямого к теме нашей работы. Тем не менее, следует отметить, что наслаждение искусством, глубокое проникновение в него, философ рассматривает как отречение от противоречий и тягот жизни. Эстетическое наслаждение красотой в значительной мере состоит в том, что мы, приобщившись к чистому содержанию, на миг отрешаемся от всякого хотения, т. е. от всех желаний и забот, как бы освобождаемся от самих себя…и мы знаем что эти мгновения, когда свободные от бешеного порыва желаний мы как бы возносимся над тяжелой атмосферой земли, эти мгновения самые блаженные из всех, какие только нам известны.

Характеризуя творчество Шопенгауэра, И.С.Нарский обращает внимание именно на эту трактовку роли искусства как ухода от влияния Мировой Воли: «Эстетическое переживание и созерцание делают своим содержанием по возможности непосредственно идеи красоты и возвышенного, приобщают тем самым человека к промежуточному между природой и Мировой Волей миру, который так же, как и сама Воля, находится вне времени и пространства[15].

Чем в большей степени тот или иной вид искусства уходит от конкретики жизни, тем свободнее человек от императивных проявлений Мировой Воли, тем в меньшей степени его обуревают земные тяготы. Поэтому наивысшим из искусств Шопенгауэр считает музыку. Именно музыка, которая не связана с таким органом чувств как зрение (80 % всех чувственных конкретных восприятий) с условностью ее образов в сравнении с живописью, скульптурой, архитектурой, отрывом от реальной жизни дает человеку «чистую свободу».

Известно, что Шопенгауэр, как впоследствии и Ницше, боготворил Бетховена, в его произведениях неоднократно упоминаются им имена крупнейших композиторов его времени, особенно Моцарта. «Музыка, следовательно, противоположность другим искусствам, вовсе не отпечаток идей, а отпечаток самой Воли, объективностью которой служат и идеи. Вот почему действие музыки настолько мощнее и глубже действия других искусств»[16]

Что же касается других видов искусства, то Шопенгауэр высоко оценивает лишь те произведения, которые подпадают под категорию возвышенного. В частности, его привлекают трагедии (Софокл, Еврипид, Корнель, Шекспир); архитектурные сооружения, подобные афинскому Парфенону и римскому Пантеону. «Очень многие трагедии приводят, в конце концов, своего страстно желающего героя к этому пункту совершенной резигнации, когда прекращаются, большей частью — сразу, и воля к жизни, и ее проявление»[17]

И, возвращаясь к общей оценке роли искусства в преодолении власти жестокой Воли, приведем еще одну цитату из Шопенгауэра. Сравнивая искусство с наукой, он пишет: «В то время как наука, следуя за беспрерывным и изменчивым потоком четверояких оснований и следствий, после каждой достигнутой цели, направляется все дальше и дальше, и никогда не может обрести конечной цели, полного удовлетворения, как нельзя в беге достигнуть того пункта, где облака касаются горизонта, — искусство, напротив всегда находится у цели. Ибо оно вырывает объект своего созерцания из мирового потока, ставит его изолированно перед собою: и это отдельное явление, которое в жизненном потоке было исчезающей малой частицей, делается для искусства представителем целого, эквивалентом бесконечно многого в пространстве и времени. Оттого искусство и останавливается на этой частности: оно задерживает колесо времени, отношения исчезают перед ним, только существенное, идея — вот его объект»[18]

Но главный путь выхода от жестокой Воли и ее всеобщей властности заключается по Шопенгауэру в уходе от нее и тем самым сокращении ее поля действия. Речь идет не о самоубийстве, а о постепенном и планомерном отказе от желаний (резигнации). Зависимость от желаний уподобляет человека рабу. «…Каждое исполненное желание, отвоеванное у мира, все — таки подобно милостыне, которая на сегодня сокращает жизнь нищего для того, чтобы он завтра снова голодал. Напротив, резигнация подобна родовому поместью: оно освобождает владельца от всяких забот навсегда»[19]