Она сама засыпала с блаженной улыбкой — мама права, даже не верилось, что все может быть так хорошо! Сеня вспомнила, как совсем недавно прямо-таки до ужаса разочаровалась в жизни и говорила себе: «Жизнь противная! Я не хочу такую…» Вот глупая! Жизнь прекрасна! Надо только отрешиться от привычного и вглядеться в её тайный узор…
— Матушка, я обязательно научусь вышивать! — засыпая, прошептала девчонка. — Вот только Проша… опять… испарился куда-то…
На следующий день рано утром мама, приготовив всем завтрак, собралась уходить.
— Ты куда? — ещё толком не проснувшись и сонно моргая, спросила Ксения.
— В церковь, — улыбнулась мама. — С самого дня похорон не была. Хочу поминальный молебен по бабушке заказать.
— А… папа?
— Он уже во дворе меня ждет. Понимаешь, — зашептала мама доверительным шепотом, — папа стесняется. Не хочет, чтобы вы про это узнали.
— А чего же стесняться?
— Ну… не знаю. Ты же знаешь папу — все у него не просто… Ничего, думаю, скоро это пройдет. Все, кушай, удачного дня, а я побежала.
Мама повязала на голову шелковый синий платок и, чмокнув дочь, выбежала из дома.
Днем явились из РЭУ с бумагами — дом решено выселять! Срочно! Без отлагательств! Он и впрямь был в чудовищном состоянии, балки и перекрытия прогнили настолько, что вот-вот могли рухнуть.
По закону им должны были предложить три квартиры на выбор, но времени не было, и власти решили пойти выселенцам навстречу: выделили им целый подъезд в только что отстроенном элитном доме близ Покровских ворот. Дом с ума сойти: с зеркальными окнами, с башенками, с кухней в шестнадцать метров! Да место какое: старая Москва, Чистые пруды рядом, в общем, полный отпад…
Квартиру отправились смотреть всей семьей, и результат этого осмотра привел к тому, что мама расплакалась, папа заявил, что с этого момента начинает копить на машину, дед слова не смог вымолвить, а бабушка разразилась нервной тирадой на тему: живут же люди… В её сознании никак не вмещалось, что в число этих людей входят теперь они сами… А Сеня… она ликовала! И только отсутствие Проши портило жизнь.
Проша с их последней встречи и носа не показывал — исчез далеко и надолго! Сеня подозревала, что он может быть где-то рядом — больно уж подозрительно иногда с нужных мест исчезали вещи, а потом возникали там сами собой, точно и не вздумывали пропадать! Да и звуки некие подозрительные раздавались, особенно по вечерам: стуки, сопенье, пыхтенье… и под столом в углу скребся кто-то.
Сеня упрашивала Прошу не дразнить её и появиться, а он, — если только, конечно, это был он, — ни в какую! Наконец, она разозлилась на него не на шутку: что за дела, мог бы и навестить подругу, тем более, как никак, он помог этой самой подруге пережить пару не слишком приятных минут…
Однако, как Сеня ни боялась себе в этом признаться, Проша теперь занимал её гораздо меньше, чем прежде. Всем её вниманием завладел прикольный веселый Слон и… фотография! Вместе со Слоном они носились по городу с фотоаппаратом наперевес и снимали, снимали… Папа уговорил маму не препятствовать этому новому дочериному увлечению и закрыть глаза на то, что она по словам бабушки «болтается невесть где и не пойми с кем»… Ей выделили некоторые финансовые средства на покупку пленки. Слон худел на глазах — карманные деньги, которые парень обычно тратил на чипсы, булки и пиво, он теперь откладывал на приличную камеру. Костя вначале напрягся: как это так — друг ему с сестрой изменяет! — но потом расслабился, ведь ему самому теперь было не до Слона — роман с Любой, что ни день, разгорался все жарче!
На следующий день после того великого дня, когда бабушка Дина подала им весточку о себе, Сеня со Слоном отправились на Рождественку — навестить матушку. Они шли пешком от Тверской по Страстному бульвару, и палые листья устилали им путь. Слон без остановки ей что-то рассказывал — о своих любимых музыкантах, о том, как правильно жарить шашлык на углях, о том, куда он больше всего хотел бы отправиться путешествовать и о всяком прочем — интересном для неё и не очень… Сеня слушала вполуха и улыбалась: сам факт, что она гуляет по Москве с парнем, был таким необычным, что к этому ещё надлежало привыкнуть… Было немножко нервно и все вокруг казалось каким-то новым, особенным, точно она впервые видела и этот бульвар, и дома вокруг и людей, спешащих мимо нее… Вот старушка на лавочке проводила их взглядом, улыбнулась доброй и немножко грустной улыбкой и задумалась о своем… Вот двое парней, шедших навстречу, смерили её пристальным оценивающим взглядом, а один восхищенно присвистнул…