Когда все наконец расселись, Мадж отдал швартовы, и пароходик устремился вдаль от берега на широкую воду, пуская вдоль Темзы густой пар. «А я ведь раньше никогда не бывала на корабле», – подумала Мэри. Еще один пункт в растущем списке вещей, которых она раньше никогда не делала! Деревянная скамья была жесткой, воздух – холодным, пароход с его светильником на носу окружала густая темнота, и он казался большим светлячком, летящим сквозь ночь. Вокруг слышался плеск воды. Под ногами вместо привычной твердой земли было нечто шаткое, качающееся из стороны в сторону, будто девушку несла вперед сама неизвестность.
Беатриче: – Какой красивый образ, Кэтрин!
Кэтрин: – Спасибо, мне самой нравится. Может, я и пишу «грошовые бульварные романчики», как написал недавно один критик, но символизм мне хорошо дается…
Кэтрин, сидевшая рядом с Мэри, коснулась ее руки и наклонилась спросить:
– Ты в порядке?
– Вроде бы да. Хотя я не уверена. Наверно, все же нет. Сегодня я впервые увидела своего умершего и воскресшего отца, понимаешь? – Она ответила совсем тихо, чтобы Элис не услышала. Последнее, чего она хотела, – это чтобы еще и Элис о ней волновалась. – Думаю, скоро я приду в порядок.
Кэтрин сжала ее руку – с ее стороны это был неожиданный жест. Она казалась такой независимой, ни в ком не нуждавшейся – до этого момента.
– Мы все скоро будем в порядке. Адам умер, зверолюди уничтожены, а доктора Ватсона мы везем в госпиталь.
– Да, я знаю, – отозвалась Мэри, желая, чтобы ее голос звучал поубедительнее. Но вся эта темнота, неверное движение реки, словно отражавшее неопределенность ее жизни – жизней их всех… – А как насчет тебя? Прендик…
Кэтрин смотрела вперед, во тьму.
– Как только ты рассказала, что он жив, я знала, что увижу его снова. – Она помолчала с минуту и продолжила: – Он очень изменился. Постарел, волосы стали седыми. У меня так и не было шанса с ним поговорить. И, скорее всего, никогда не будет, наверняка он погиб в пожаре. Хотя если он смог выжить посреди океана, может, и огонь сумеет пережить. Но вот Хайд… в смысле, твой отец… Знаешь, ты должна поговорить с ним. Хотя бы расспросить его о Société des Alchimistes. Если даже тебе ничего от него не нужно, нам всем нужна информация.
– Я очень голодная, – внезапно сказала Элис. – Прошу прощения, мисс. Наверное, не стоило об этом говорить, просто мне пришла мысль, и я ее сразу сказала. Я ведь чуть не умерла там, на складе. От этого очень разыгрался аппетит.
Мэри рассмеялась – тихо, чтобы не нарушать общей тишины. Вряд ли это обидело бы кого-то, но тишина реки казалась такой материальной, что громкие звуки ощущались почти как святотатство. Мэри не могла удержаться: с чего ей вздумалось волноваться о том, что будет завтра и послезавтра, если и сегодня достаточно поводов для беспокойства? Слава богу, что Элис здесь. По крайней мере, у ее проблемы было простое решение.
– Извини, Элис, у меня с собой ничего нет. Но как только мы прибудем домой, миссис Пул тут же… нет, подожди-ка, на самом деле у меня кое-что есть! – Кусок пирога к чаю, который она положила в карман макинтоша – может быть, он все еще там? – Посмотри у себя в кармане – нет, не в этом, в другом. Есть что-нибудь?
Элис вытащила кусок пирога, приплюснутый сверху, как цилиндр.
– Боюсь, это все, что я сейчас могу тебе предложить. Будем радоваться, что он не выпал где-то по дороге!
Элис ела пирог маленькими кусочками, чтобы растянуть удовольствие. С кормы слышался негромкий голос – мистера Холмса, Мэри была в этом уверена. Ему отвечал другой голос, грубый, – должно быть, капитана. О чем они там говорят?
– Простите, что я вам лгала, мисс, – сказала Элис. – Понимаете, директриса нашей школы была не очень добрая… И не очень образованная, не то что вы или миссис Пул. Ей не нравилось, что в школе есть и благотворительные девочки, не только платные, но Совет попечителей заставлял ее нас содержать. Поэтому она всегда говорила, что сироты никому не нужны. Так что, когда меня послали к вам пробоваться на судомойку, я и рассказала миссис Пул, что выросла на ферме. Моя подружка все время говорила о деревне, потому что очень скучала по дому, так что я сама могла кому угодно описать, как доят коров и собирают яйца, и как пахнет свежее сено, когда его укладывают в стога. Я-то сама никогда не видела стога сена. Извините, мисс. Мне было тогда всего десять лет, я была совсем глупая.
– Не нужно извиняться. Я просто рада, что ты невредима и возвращаешься домой. Лучше расскажи мне, как ты оказалась в Обществе Магдалины.