Странная история дочери алхимика

Наш коллега Моро был прав в своем заключении, что женский мозг куда более пластичен и податлив, что делает его предпочтительным для наших экспериментов. Я восхищен его опытами, но, похоже, он никогда не удовлетворится достигнутым и намерен испытывать все новые и новые техники на новом материале. Как мне горько, что невежество и косность научного сообщества вынудили его покинуть Англию! Он столь многого мог бы добиться, имей он доступ к ресурсам и финансированию медицинской школы. Однако на следующем собрании Société в Вене в следующем месяце его будет представлять Монтгомери, который выступит с презентацией его доклада. А вы собираетесь принять участие? Мне не терпится услышать подробности о ваших экспериментах в области трансмутации, хотя я и опасаюсь, дорогой коллега, что вы затеяли слишком опасное предприятие. Ученый не должен экспериментировать на себе самом. Ему следует оставаться бесстрастным наблюдателем, к тому же юные и пластичные мозги служат куда лучшим материалом для экспериментов. Насколько помню, у вас есть дочь? Сейчас она, должно быть, уже достаточно подросла, чтобы участвовать в процессе, в каком бы направлении вы ни решили продвигаться.

Прошу вас, непременно дайте мне знать, будете ли вы представлять свой доклад в Вене. Я, конечно, не молодею, но ради вас готов подвергнуться тяготам путешествия.

С наилучшими пожеланиями,

Джакомо Раппаччини».

– Ничего не поняла, – сказала Диана.

– Я тоже поняла немного, – ответила Мэри, снова разглядывая конверт. – Отправитель – доттор Джакомо Раппаччини, обратный адрес – Падуя. Ничего похожего на S.A. И на конверте нет печати – виден кружок на месте, где она была, и остаток красного воска, но сама печать, наверное, отвалилась, когда вскрыли конверт. И все эти намеки на Дарвина, трансмутацию, научные эксперименты… Хотя они вполне укладываются в мою теорию.

Мэри помолчала, задумчиво глядя на конверт.

– Ну и? – сказала Диана. Она подождала, потом встала и пошла к буфету, где сгребла все оставшиеся сандвичи себе на тарелку. Потом она налила себе чаю, положила четыре с горкой ложки сахара и оттащила все это обратно к дивану. Поразмыслив, она поставила тарелку с едой на пол, села на диван, поджав ноги, и обтянула коленки ночной рубашкой. – Собираешься ты рассказать свою теорию или нет?

Мэри нехотя изложила ей все то, что уже выслушала от нее сегодня миссис Пул: возможность химической трансформации, которую ей так не хотелось признавать… Вероятность, что ее отец и Хайд в самом деле являлись одним и тем же человеком. В конце концов, термин «трансмутация» означает нечто подобное. Трансформацию почтенного джентльмена в негодяя, подозреваемого в убийстве…

– Посмотри сама, – она передала Диане лабораторный журнал и открыла его на нужных страницах.

– Ну да, так и есть, – сказала Диана невнятно – рот ее был плотно набит хлебом и паштетом. – Я же тебе сразу сказала. Ты моя сестрица.

– Все не так просто, – возразила Мэри. – Я не уверена, что в письме говорится именно об этом эксперименте. Может, в журнале описан совсем другой случай.

– «Он приобрел силу трансформироваться по собственному желанию, я не могу его остановить», – вслух зачитала Диана, тыча в страницу пальцем, отчего на бумаге остались следы паштета. – Все же ясно как день, разве нет? Он выпустил наружу Хайда, и Хайд взял над ним верх. Тебе просто не хочется верить, что твой отец – убийца.

– Конечно, не хочется! – Мэри отобрала у нее журнал и постаралась стереть паштет, хотя жирное пятно все равно осталось. – Что бы ты почувствовала, узнай ты такое про своего отца?