Странная история дочери алхимика

Мы побежали к гавани, желая их остановить, но было слишком поздно. Наша лодка, наш путь к спасению превратились в уголь и золу.

Монтгомери расхохотался при виде нас – и это был смех сумасшедшего. «Теперь нам никогда не выбраться! – кричал он. – Мы все вместе подохнем на этом богом забытом острове!»

Что нам оставалось делать? Мы развернулись, желая вернуться за ограду, и увидели, что дом наш тоже объят пламенем. Кто-то из зверолюдей отследил, что мы покинули стены и побежали на поиски Монтгомери, и поджег тростниковую крышу нашего жилища. Я хотела броситься туда, тушить пожар, но Прендик остановил меня. «Нет! – сказал он. – Вспомни о патронах!» Я сразу поняла, что он имел в виду. Силой взрыва нас швырнуло на землю.

Утро застало нас в отчаянном положении. Ни дома, ни запасов, ни оборудования, ни способа покинуть остров. На берегу чернели обгорелые останки нашей лодки и гнило тело Монтгомери, которого задушил кто-то из зверолюдей.

С того дня мы жили как дикари. Все, что хоть как-то могло пригодиться, мы с Прендиком стащили с пепелища дома в пещеру на берегу. Когда кончились пули к нашим ружьям, мы охотились так – вернее, это я охотилась, Прендик не умел этого делать без оружия. Но я сама была оружием. А зверолюди тем временем начали убивать друг друга. Или же, – спокойно добавила Кэтрин, – я убивала кого-то из них. К концу года, проведенного нами на острове, никого из них не осталось в живых. Да, конечно, мы их ели. А что еще можно есть на острове, где растут одни кокосы и по пляжу ползают крабы?

– Вы их… ели? – в ужасе переспросила Мэри. – Но как вы могли…

История заворожила ее, да и остальных тоже, судя по выражениям их лиц в свете газовых ламп. Холмс наклонился вперед, переплетя пальцы тем особым способом, который Мэри уже начала различать. Это означало, что он прокручивает в своем мозгу какую-то мысль, рассматривая ее под разными ракурсами. Даже Диана как-то притихла. Но все равно история оказалась настолько ужасной! Мэри даже не знала, что в ней перевешивает – сострадание к мучениям Кэтрин или ужас перед жестокостью Моро. Несчастные зверолюди, обреченные умирать на далеком острове…

Мэри: – Сказать по правде, главным моим чувством было любопытство. Как ему удалось все это сделать? Я имею в виду, создать тебя и прочих зверолюдей. Это ведь огромное научное достижение, хотя, конечно, с этической точки зрения оно неприемлемо.

Кэтрин: – Было бы куда проще писать от твоего лица, обладай ты нормальными человеческими эмоциями!

Мэри: – Я обладаю! Я чувствовала и ужас, и сострадание, правда-правда. Ну, немного. Но любопытство было тоже. А тебе бы не было любопытно?

Диана: – А я не чувствовала никакого такого ужаса или сострадания.

Кэтрин: – Вот уж не удивлена.

– А почему бы нам было не есть их? – отозвалась Кэтрин. – Потому что они – люди? Для меня они оставались обезьянами и волками. Будь я по-прежнему пумой, они были бы моими естественными врагами и добычей. А вот у Прендика начались проблемы, насколько я помню, не столько с желудком, сколько с головой. В один прекрасный день он собрал остатки корабельной древесины и сколотил из них кое-какой плот. Из обрывков своей одежды он соорудил парус и отплыл в открытое море. Я увидела его с холма над нашей пещерой – он был уже слишком далеко от берега, чтобы имело смысл плыть за ним следом, его нес в океан могучий прилив. С тех пор я больше никогда его не видела. Думаю, он погиб где-то в пучине вод.

– Нет, он не мог погибнуть, – возразила Мэри. – Помните фамилию, которая упоминалась в письме доктору Сьюарду? Я уверена, эта фамилия – Прендик. Дайте-ка мне проверить… Я сейчас вернусь.

В маленькой гостиной она открыла ящик стола матери и вытащила наружу портфель. Да, вот и нужное письмо. Она вытащила его из портфеля и вернулась с ним в гостиную. Там тем временем Жюстина что-то вполголоса обсуждала с Кэтрин, а Беатриче рассказывала о трансмутации внимательно слушавшему доктору Ватсону. Когда вошла Мэри, все мгновенно замолчали и повернулись к ней. У Кэтрин было очень странное выражение лица, которое Мэри никак не могла прочитать.