Странная история доктора Джекила и мистера Хайда

Once a woman spoke to him, offering, I think, a box of lights.	Один раз его остановила какая-то женщина, продававшая, кажется, спички.
He smote her in the face, and she fled.	Он ударил ее по лицу, и она убежала.
When I came to myself at Lanyon's, the horror of my old friend perhaps affected me somewhat: I do not know; it was at least but a drop in the sea to the abhorrence with which I looked back upon these hours.	Когда я снова стал собой в кабинете Лэньона, ужас моего старого друга, возможно, тронул меня, но точно сказать не могу, это была лишь капля в море того отчаяния и отвращения, с которым я оглядываюсь на эти часы.
A change had come over me.	Во мне произошла решительная перемена.
It was no longer the fear of the gallows, it was the horror of being Hyde that racked me.	Я страшился уже не виселицы, а того, что останусь Хайдом.
I received Lanyon's condemnation partly in a dream; it was partly in a dream that I came home to my own house and got into bed.	Обличения Лэньона я выслушивал, как в тумане, и, как в тумане, я вернулся домой и лег в постель.
I slept after the prostration of the day, with a stringent and profound slumber which not even the nightmares that wrung me could avail to break.	Совсем разбитый после тревог этого дня, я уснул тяжелым, непробудным сном, и даже терзавшие меня кошмары не могли его прервать.
I awoke in the morning shaken, weakened, but refreshed.	Утром я проснулся ослабевшим, душевно измученным, но освеженным.
I still hated and feared the thought of the brute that slept within me, and I had not of course forgotten the appalling dangers of the day before; but I was once more at home, in my own house and close to my drugs; and gratitude for my escape shone so strong in my soul that it almost rivalled the brightness of hope.	Я по-прежнему ненавидел и страшился зверя, спавшего во мне, не забыл я и смертельной опасности, пережитой накануне, но ведь я теперь был дома, у себя, возле моих порошков, и радость, охватывавшая меня при мысли о моем чудесном спасении, лучезарностью почти равнялась надежде.
I was stepping leisurely across the court after breakfast, drinking the chill of the air with pleasure, when I was seized again with those indescribable sensations that heralded the change; and I had but the time to gain the shelter of my cabinet, before I was once again raging and freezing with the passions of Hyde.	Я неторопливо шел по двору после завтрака, с удовольствием вдыхая утренний холод, как вдруг меня вновь охватила неописуемая дрожь, предвестница преображения у меня только-только достало времени укрыться в кабинете, как я уже опять горел и леденел страстями Хайда.
It took on this occasion a double dose to recall me to myself; and alas! six hours after, as I sat looking sadly in the fire, the pangs returned, and the drug had to be re-administered.	На этот раз, чтобы стать собой, мне потребовалась двойная доза, и увы! шесть часов спустя, когда я грустно сидел у камина, глядя в огонь, я вновь почувствовал знакомые спазмы и должен был прибегнуть к порошкам.
In short, from that day forth it seemed only by a great effort as of gymnastics, and only under the immediate stimulation of the drug, that I was able to wear the countenance of Jekyll.	Короче говоря, с этого дня мне удавалось сохранить обличье Джекила только ценой безостановочных усилий и только под действием препарата.
At all hours of the day and night, I would be taken with the premonitory shudder; above all, if I slept, or even dozed for a moment in my chair, it was always as Hyde that I awakened.	В любой час дня и ночи по моему телу могла пробежать роковая !рожь, а стоило мне уснуть или хотя бы задремать в кресле, как я просыпался Хайдом.