– Да. Прошло больше получаса, я заволновалась, поначалу-то я думала, что ты там с Сашей гуляешь, но вы бы тогда, наверное, вместе вышли. Или это конспирация такая? В общем, я выскочила на улицу, звала тебя, звала, нет нигде. Побежала в номер, думаю, может, я не заметила, когда ты вернулась. В номере тебя тоже не оказалось. Я спускаюсь вниз, зову с собой несколько человек на твои поиски, мы прочесали просто всё, и вдруг около пруда я смотрю: ты. По пояс в воде! Кричу «Аня! Аня!», а ты перекрестилась и как сиганёшь вниз! Хорошо, что я вовремя заметила, мы тебя тут же вытащили, позвали доктора. Ой, Анька! Да что ж это такое? Ты хотела покончить жизнь самоубийством?
Глаза девушки были полны ужаса. Так это не сон? Она по-настоящему могла умереть!.. Настоящая вода затекала в её настоящие легкие?.. У неё закружилась голова, и Аня чуть не пролила чай.
– Мам, нет, это… Я разберусь в этом. Я не сумасшедшая, зачем мне топиться? Мы должны ещё на некоторое время здесь остаться, ладно?
Надежда Андреевна строго на неё посмотрела.
– А, по-моему, ты всё-таки сошла с ума.
На следующее утро – который по счёту раз она проснулась после этой ужасной ночи? – Анна была бледна и за завтраком почти ничего не ела. Все отдыхающие справлялись о её здоровье, и она говорила, что оно лучше, чем когда бы то ни было. Владимир Яковлевич, сидевший сегодня рядом не с Надеждой Андреевной, а с Аней, сказал ей на ухо:
– Я видел вчера призрака.
– Где?
– На балу. Он танцевал с вами, а потом увёл вас на улицу.
– О, Боже! Да, вы правы, – кивнула Анна, стараясь быть спокойной и не привлекать внимания присутствующих, – Это князь Каримский. Он мой давний знакомец.
Владимир Яковлевич нахмурился.
– Что у вас с голосом?
– Ничего. Простите, – она приложила к сухим губам салфетку, – Я слышу – мой муж идёт, – и выбежала из-за стола.
– Какая старомодная!..– удивился Владимир Яковлевич.
– Какой муж? – удивилась Надежда Андреевна, и они переглянулись.
В парадной стоял запыхавшийся Александр.
– Ань, я верю тебе! Я… – он перевёл дух, – Ты была сегодня ночью у пруда?
Анна пристально посмотрела ему в глаза. Да, это он, Пётр.
– Да.
– И я тоже. Я видел тебя, но это был не я, а это была не ты, то есть…
– Пойдём, – взяла она его за руку, – сейчас как раз архив открылся.
Елизавета Тихоновна была поражена таким вниманием к старой фотографии.
– Похожи на нас? – спросили молодые люди у экскурсовода.
Та надела очки, поднесла снимок к глазам. И тут же отпрянула.
– Да, – она переводила испугано-изумлённый взгляд с Александра и Анны на Петра Василевского и Наталью Осиповну и обратно, – Невероятно!.. – она схватилась за сердце и стала медленно оседать.
Молодые люди одновременно поддержали её с двух сторон, усадили на диван.
– Мне лучше, спасибо.
– Ань, взгляни, – прошептал Саша, потому что едва не онемел от случившейся с фотографией метаморфозы.
Наталья Осиповна с мужем закончили позировать перед объективом фотографа, поднялись с софы и ушли из комнаты. Фотограф вошёл в кадр. В комнате никого не было, он оглянулся пару раз на дверь, подошёл к чайному столику в углу, быстрым движением убрал с него шкатулку и снова скрылся за фотоаппаратом.
Глава 9
Анна с Сашей переглянулись.
– Вот это фокусы! – присвистнул последний.
– Значит, шкатулку украл фотограф, – заключила Анна.
– При чём тут шкатулка? – не понял Александр.
– Выйдем отсюда, – предложила девушка, – и я расскажу тебе.
Сначала она поведала ему о странных событиях, произошедших этой ночью, затем – о своих выводах.
– В этой шкатулке хранились… ну, я не знаю, драгоценности, наверное. Хозяева не могли открыть её, но очень хотели, потом шкатулка пропала, и все переругались из-за неё. Все обвиняли в краже Наталью Осиповну, включая и её мужа. Он даже ударил её, вот только за что? Неужели жадность его была так велика? Княгиня не выдержала подобного давления и утопилась…
– И никто её не остановил? – спросил Александр.
– Никто, – раздался голос, но вокруг никого не было, – Никто, Пётр Игнатьич, – и перед ними возник Каримский, – Один я видел, как ваша жена ночью, несчастная, несправедливо обвинённая, утопилась в пруду, и я не мог остановить её. Она не слышала меня, смятение, гнев, обида затмили её разум.
Александр повернулся к Анне и взял её руки в свои.
– Я так виноват перед тобой, Наташа. Я поднял на тебя руку, я припомнил твою беременность от другого мужчины, хотя сам полюбил ребёнка ещё в утробе, а потом страдал от его потери. Эти драгоценности ничего не стоят. У нас была любовь, семья и дети, но мы их потеряли. И я виноват в этом. Прости меня. Прости, – он опустился на колени.
– Петя, не надо, – она положила руку на его склонённую голову, – Это я виновата. И перед тобой, и перед детьми, и перед нашей любовью. Это я польстилась на драгоценности графини Воронцовой, будь они прокляты! Это я начала всю эту историю, я забрала шкатулку с ними у Марьи Филипповны, но они, все эти побрякушки ничего, ровным счётом ничего не значат!..– и она опустилась рядом с Петром.
– Я всё испортил…
– Я всё испортила…