– Ну наконец-то! – воскликнул радостный голос Каримского, – Наконец-то ваши души избавились от греха! – Наталья Осиповна и Пётр взглянули на него снизу вверх блестящими от слёз глазами, – Вы, княгиня, от греха самоубийства, а вы, князь, от греха неверия своей жене и охватившей вас обоих жадности. Вы покаялись, верна поговорка: лучше поздно, чем никогда. И к тому же вы избавили драгоценности от проклятья. Вы сами прокляли их, тем самым наложив одно проклятье на другое, наложенное моей матерью.
Теперь драгоценности не принесут никому вреда, они лишились своей магнетической, привлекающей к себе силы, убивающей каждого польстившегося на них. То же случилось и со мной, и с вами, и с тем фотографом. Однажды его дом загорелся от фотографической вспышки, и он сгорел. Шкатулку спас я, ведь я по-прежнему оставался одержим ею. И вот, чары разрушились. Вы сняли с себя грех, и заклятье, и мне больше нечего делать на бренной земле. Встаньте!
Молодые люди поднялись, всё так же держась за руки. Привидение выудило откуда-то ту самую шкатулку с открытой крышкой. Каримский улыбался.
– Я дарю вам их, – и он протянул Анне драгоценности, те заискрились на солнце, – У вас есть ещё один шанс обрести любовь, не теряйте его, раз уж вы снова встретились. И пообещайте, что мой подарок принесёт вам только радость.
– Обещаю, – произнёс Пётр или нет, Александр.
– Обещаю, – вторила ему Анна и крепче сжала его ладонь.
А вокруг начинался июнь.