Странная погода

Дождь закончился примерно часа в два утра, и тогда же Гамби с той стороны улицы проскользнул в хозяйскую спальню. Я уже проснулась и прислушивалась к его движениям. Не двигалась, пока он обходил тело на полу, укрытое покрывалами, и крадучись подобрался к кровати. Потянулся за подушкой и встал коленом на край матраса. Он был взвинчен, дрожал от напряжения, ноги тряслись, когда он стянул одеяло и прижал подушку к лицу спящего.

Спина его была повернута ко мне, когда я, откинув покрывало, встала с пола. Но когда я дотянулась до чугунной сковороды, Гамби уже понял, что персона под подушкой не сопротивляется. Он оторвал подушку и застыл, ошалело уставившись на спокойное неподвижное лицо д-ра Рустеда. У Гамби хватило времени издать короткий вопль и наполовину обернуться, пока я замахивалась. Я была напугана, перевозбуждена и ударила его сильнее, чем надо бы. Сковородка сошлась с головой со звучным звоном. Он обмяк, конечности разлетелись на все четыре стороны, голова завалилась набок. Такое ощущение, будто я по стволу дерева вдарила. Я вдребезги разбила ему очки, нос и несколько зубов. Он рухнул, словно бы стоял на виселице и палач открыл люк.

Я ухватила его за ногу и оттащила в прихожую. Через дверь в конце коридора затащила его в гараж на две машины. Туда вела лесенка из трех ступеней, и этот тип своей башкой пересчитал каждую из них. Я даже не поморщилась. Большой черный «Краун Вик» д-ра Рустеда стоял ближе всего. Я открыла багажник, подхватила Гамби и перекинула его туда. И захлопнула багажник.

Минут десять поисков со свечой, и я отыскала ручную аккумуляторную дрель д-ра Рустеда. Надавила на пуск и проделала в багажнике дюжину отверстий, чтоб дышать можно было. Если завтра не будет чересчур жарко, то с ним все обойдется, по крайней мере до полудня.

После того как трахнешь незваного гостя по башке сковородкой, сон уже совсем не тот, к восходу солнца я уже была готова в путь. Вышла из гаража, с одного плеча у меня свисал рюкзак с бутылками свежей воды и кое-чем перекусить в дороге. Нет никакого театрального удовлетворения сообщать вам, что я слышала, как бился и завывал Гамби, пытаясь выбраться, но, когда я уходила, из багажника ни звука не доносилось. Вполне мог и умереть. Не стану клясться, что не умер.

Вечерний дождь отмыл небо до яркой голубизны, и день заблистал. Заблистали и свежевыпавшие иголки на дороге.

Дочь Гамби стояла в конце подъездной дорожки, глядя на меня широко раскрытыми, испуганными глазами. На ней был тот же самый черный тренировочный костюм с пурпурной окантовкой и тот же самый серебряный браслет, который украшал ее запястье и день назад. Я разговаривать с ней не собиралась: представлялось важным воздержаться от сообщения для ее же безопасности ничуть не меньше, чем для моей, – только она сама нервно шагнула ко мне и окликнула:

– Вы моего отца не видели?

Я остановилась посреди улицы, под ногами у меня похрустывали иголки.

– Видела, – сказала я ей. – Только он меня не видел. Не повезло ему.

Она отступила на шаг, прижав к груди одну ладонь с согнутыми пальцами. Я сделала еще с десяток шагов по дороге, потом не удержалась – вернулась. Девочка застыла. Я видела, что ей убежать хотелось, но от страха она будто к месту приросла. На худенькой ее шейке билась жилка.

Я ухватилась за кружок на ее запястье и сорвала его: серебряный браслет с тисненым украшением на нем в виде месяцев. Нацепила его себе на руку.

– Он не твой, – сказала. – Не понимаю, как ты могла его носить.

– Он… он сказал… – Она задохнулась. – Голос у нее был слабенький, дыхание частым и поверхностным. – Он сказал, что за все годы заплатил ей тысячу долларов за си-сидение с детьми, и ее родители об-обязаны их ве-вернуть. Он говорил, что они нам должны.

– Твоему отцу должок причитался. И я с ним рассчиталась, – сказала я и оставила ее, где она стояла.

Парк я на этот раз обошла. Не хотела видеть кучу дохлых пингвинов, да и вонь их нюхать не желала.

17-я улица протянулась по южной границе Городского парка, и на ней разместился взвод национальных гвардейцев, производивших расчистку. Пара ребят задействовали «Хамви» для растаскивания разбитых машин с дороги. Несколько других усердно орудовали метлами на асфальтовом покрытии, сметая в сторону переливающийся ковер недавно выпавших иголок. Только все они работали спустя рукава и не в лад, как работают люди, которые понимают, что им велено заниматься бессмысленным делом. Типа пытаться откачать воду из «Титаника» чайной чашкой. Денвер пошел ко дну – и гвардейцы понимали это.

Впрочем, дорожной бригаде еще повезло. Другим гвардейцам было велено паковать трупы в мешки и укладывать их вдоль бровки, точно так же, как в парках и местах отдыха когда-то оставляли в мешках всякий сор, чтобы их забирали мусорщики.