Странная практика

– Нисколько. Поверьте мне, я бы знал. Какое-то время вы действительно были не человеком, но сущность, обитавшая внутри вас, ушла. Вы прокляты не больше любого другого – и меньше очень многих, я бы сказал. Отлучение от «Меча Святости» сильно говорит в вашу пользу.

– А вам откуда знать?

Вопрос Хейлторпа прозвучал чуть сварливо.

– Я – демон. Ну, по большей части демон. Я почувствовал, как эта сущность из вас выходила.

Глаза Хейлторпа округлились, безрезультатно пытаясь сфокусироваться.

– Успокойтесь. Я не собираюсь делать ничего демонического. Просто поверьте мне на слово: ваша душа цела, я сейчас смотрю на нее. Кому что-то и грозит от Господа вашего Бога, так это той штуке, которая всю эту кашу заварила. Я почти уверен, что представляться Гласом Божьим, не являясь на самом деле Гласом Божьим, – это то, чего Небеса не одобрят. Место занято, знаете ли.

– А что это? – прошептал Хейлторп. – Что там, внутри света? Что со мной говорило?

– Не совсем уверен, но как целиком демоническое оно тоже не ощущается. Оно вас оставило, мистер Хейлторп. Видимо, в духовном плане вам не помешало бы помыться и почиститься, но вы сейчас не направляетесь прямо в бездонную бездну. – Он вздохнул. – Но вам и правда надо отдыхать, а то Грета будет на меня сердиться. Вам ничего не надо?

– Нет. Постойте. Воды?

Фаститокалон налил в стакан воды из графина, стоявшего на тумбочке, помог больному приподняться, стараясь не причинить ему лишней боли, – и даже через прослойку из одежды и одеяла почувствовал болезненный жар его тела.

– Вы не… похожи на демона, – сказал Хейлторп, когда Фаститокалон снова его уложил. – Вы точно знаете?

– Совершенно точно. Не бойтесь, это не заразно.

Казалось, Хейлторп собирается еще что-то сказать, но в итоге просто закрыл глаза. Он казался ужасно юным и совсем беззащитным: едва вышедший из детства, придавленный знанием и жестокостью того, что с ним сотворили.

Фаститокалон внезапно заметил, насколько он бледен под своими шрамами – не считая лихорадочных пятен на каждой скуле – и как быстро и учащенно дышит. Он даже разглядел усиливающуюся синюшность губ Хейлторпа, но как раз в этот момент тот тихо вздохнул и завалился набок на подушках.

Фасс действовал, не задумываясь: вскинул правую руку и прижал ладонь к груди Хейлторпа, растопырив пальцы. Он ощутил неуверенное, неровное биение сердца у себя под рукой не только осязанием, но и еще несколькими чувствами, и понял, насколько отчаянно это сердце перенапряглось, насколько устало, как хочет остановиться.

«Нет, – подумал он, – не сейчас, не так. Во-первых, Варни прав, и ты можешь и должен получить отпущение грехов; а во-вторых, Грета возложила на меня эту обязанность, и я намерен ее исполнить».

Он закрыл глаза и почувствовал, как сила льется из него, словно вода, – подтолкнул ее, направляя отростки воли через мышцы и кости, дыханье и кровь, выравнивая и укрепляя сдающее сердце. Спустя несколько секунд его биение снова вернулось к нужному ритму. Синюшность сошла с губ и ногтей Хейлторпа, однако помрачающий сознание лихорадочный жар продолжал печь Фаститокалону руку сквозь тонкую ткань рубашки.

Не отнимая ладони, Фаститокалон свободной рукой выудил из кармана телефон и набрал номер. Ему пришлось прождать три длинных гудка, и только потом в аппарате раздался голос Греты – немного задыхающийся:

– Фасс?

– Возвращайся-ка сюда, – сказал он, – и поторопись. Он горит. Я пока… убедил его сердце не сдаваться, но долго не удержу.

– Черт! – сказала она. – Едем. Держись, Фасс, пожалуйста, держись ради нас всех… И спасибо тебе.

Глава 13

К тому моменту, как Ратвен с Гретой наконец вернулись, у Фаститокалона уже начали неметь пальцы. Он был чрезвычайно рад, когда она приехала и сменила его, взявшись за свои ампулы и шприцы, и рассказал ей все, что смог (хотя не было ничего такого, чего бы она и раньше не знала): травм было очень много, так что на данный момент, скорее всего, стоял только вопрос времени. Даже если бы они отвезли Хейлторпа в больницу со всевозможными средствами жизнеобеспечения, оставался бы только вопрос «сколько».

Он так и сказал остальным, когда спустился.

– Как минимум мы примерно знаем, где эта штука. Не думаю, что он смог бы сообщить нам что-то еще, он… то и дело начинает бредить. Но мы знаем, что она в системе туннелей под станцией метро «Сент-Полз».

– Господи! Глубокие убежища! – прервал его Ратвен, явно досадуя на себя. – Конечно! Старые бомбоубежища, сообщающиеся с метрополитеном. Мне следовало догадаться!

– Постойте! – сказал Крансвелл. – Что за бомбоубежища?