Странная практика

Если она погибнет, гоняясь за безумными монахами, ее пациентам придется искать нового врача – а для части из них это вообще окажется невозможным. К тому же она понимала, что подобный поворот событий необычайно устроит того, кто всем этим дирижирует.

Грету редко угнетали обязательства, налагаемые этой работой, но сейчас дело обстояло именно так: жарко возмущало то, что именно ей придется остаться, и то, что она это понимает.

– Совершенно верно, – подтвердил Ратвен, самым возмутительным образом приподняв ей подбородок пальцем. – Вы нужны городу гораздо сильнее, чеммы все.

– Вы ему тоже нужны, – возразила она, – и вы это знаете. Вы это всегда знали, Ратвен.

– Я не собираюсь лишать его всех благ, сопряженных с моим присутствием и вниманием, – успокоил он ее. – Но если… теоретически… придется выбирать между тем, потеряет город вас или меня, то, по-моему, мы оба знаем, чье отсутствие вызовет более значительные трудности для гораздо большего числа существ.

Она выдерживала его взгляд долго (что было чертовски трудно, поскольку Ратвен принял свой самый нечеловеческий облик, с громадными серебристо-белыми глазами), а потом отстранилась от его руки.

– Постарайтесь не пропасть, – сказала она. – Во всех смыслах.

– Уж это я могу обещать, – ответил Ратвен.

Его рука упала, он отступил от Греты на шаг, и то место, где его палец прикасался к коже, вдруг ощутилось как нелепо, ужасно холодное. Мгновение чуть растянулось, а потом время резко вернулось к прежнему темпу. Часы пробили половину двенадцатого.

Крансвелл наблюдал за их разговором молча, но, как только бой часов стих, он подал голос – руки скрещены на груди, тон язвительный:

– Как я уже говорил, я с вами. Лишним никто не будет.

– Они видят в темноте, и гораздо сильнее обычных людей, – напомнил Ратвен. – Как уже говорил вам я, вы будете в явно невыгодном положении.

– Вот почему со мной будут вот они, – заявил Крансвелл, протягивая руку к стойке с кухонными ножами и, прихватив пару, решительно ими взмахнул.

Ратвен стал чуть бледнее.

– Верните их на место, – потребовал он. – В последнее время мне пришлось мириться со многими личными неудобствами, но я не позволю вам испортить заточку моих поварских ножей, шинкуя ими буйных сумасшедших. Если уж вы настаиваете на том, чтобы идти с нами, извольте взять какой-нибудь из тех чертовых мечей, которые висят над камином в гостиной, и постарайтесь им не пораниться.

Крансвелл расплылся в улыбке.

– А я уже боялся, что не дождусь!

Он стремительно ушел, а вернулся с очень недурной кавалерийской саблей девятнадцатого века. Когда он на пробу ею взмахнул, Ратвен поспешно попятился. Судя по виду, он уже серьезно сомневался в разумности данного разрешения. Грете стало любопытно, откуда взялась эта сабля, кто в последний раз ею пользовался и как бы владелец отнесся к ее нынешнему использованию.

Остальные остались без оружия, но надели шелковые перчатки, а Варни с Ратвеном захватили по куску того, что еще совсем недавно было лучшими шелковыми тюлевыми занавесками, – в качестве защиты от ультрафиолетового излучения. Варни с подозрением покосился на свой сверток и засунул его в карман – насколько тот туда влез.

– Надеюсь, вы насчет этого не ошиблись, – заметил он.

– Я тоже надеюсь. Проверим, – сказал Крансвелл. – Давайте трогаться.

В прихожей Грета порывисто обняла Фаститокалона.

– Изволь быть осторожным! – приказала она ему. – И вы все. Я… просто берегите себя. Вы мне нужны.

– Приложим все силы, – мягко пообещал он… и ей пришлось этим удовлетвориться.

От Фаститокалона она перешла к Ратвену: тот моргнул от неожиданности и ответно ее обнял, потом к Крансвеллу, который не моргнул, а ухмыльнулся, а потом к Варни… и остановилась.

– Сэр Фрэнсис, – сказала она, глядя на него.

Он был совершенно не из тех, кого обнимают.

Спустя мгновение он отвесил ей изысканный поклон, взял ее руку в свою – холодную, твердую, но очень бережную – и запечатлел на ней невесомый поцелуй. По ее телу пробежала дрожь, так что руки и ноги покрылись гусиной кожей и все волоски на теле стали дыбом, и на долю секунды, выпрямляясь, Грета увидела свое отражение в его глазах. По телу прокатилась волна дезориентирующего онемения, как в тот момент, когда она прикоснулась к нему во время подчинения Хейлторпа, а в голове у нее прозвучало невероятно мелодично и еле слышно, но абсолютно четко: «Спасибо».

После чего он разорвал визуальный контакт. Звук, свет и время вернулись стремительно, она отступила на шаг, чувствуя, что краснеет, не имея никакой возможности с этим справиться и едва успев подавить слезы гнева и испуга.

– …Удачи, – договорила она, огромным усилием воли не позволив своему голосу дрогнуть.