Странная птица. Мертвые астронавты

И это – нисколько не момент просветленья. Все, что ты знаешь, – остальные скоро вернутся. Итак, ты запоминаешь простую фразу. По-твоему, это фраза на саламандровом языке. После этого ты возвращаешь дневник в тайник.

Ты спускаешься к берегу реки и пишешь в эфемерной густой грязи. По-твоему, это слова, ну или хотя бы символы. И ты ими излагаешь – приветствие, предложение дружбы, провозглашение солидарности.

А что, если это все вздор? Но ведь и реальность, которой ты в массе случаев оперируешь, – тоже вздор. Грязь дарит пальцам приятные ощущения. Мягкие, холодные и всепрощающие.

Ты все еще сидишь там, скрючившись, когда на противоположном берегу появляется дрон. Рука и спина затекли, болят. Ты припадаешь еще ниже к земле и прячешь послание в тени своего тела. Дрон – явление привычное, но этот, возможно, какой-то особенный.

Красивая штука с тремя горящими глазами легко плывет к тебе по воздуху. Парит. Ты притворяешься куском мертвой плоти, налипшим на завязшие в прибрежной грязи кости.

Кто знает, кем этот беспилотник послан. Кто угодно мог его сюда послать. Кто угодно мог захотеть, чтобы кого-то другого не стало. Чтобы кто-то другой испарился за миллисекунду. Будто никогда и не было. Был человек – и нет его; и следов не осталось.

Дрон некоторое время напевает тебе некую ворчливую песнь. Какая-то новая модификация, такой ты раньше не видела. Наполовину – живая плоть: крылья как у колибри, голос как у дрозда или крапивника; наполовину – металл и пластик, слагающие панцирь. Он поет тебе, точно старый друг. Жаждет ответа. Тебе виднее.

Но в конце концов ты ему не нужна. Или, возможно, – не нужна прямо сейчас. Ни один демон его не посылал. Вероятно, это дрон-землемер. Безо всяких злых умыслов.

Когда беспилотник улетает, ты вздрагиваешь, расслабляешься, отправляешься на поиск еды. Еще один обычный день. Кроме того, ты убеждена: фабрика – мираж. Столбы дыма из труб – просто завеса, помогающая сохранить иллюзию. Как будто это все еще фабрика, а не что-то другое. Дрон, насколько ты понимаешь, как раз с той стороны и прилетел. Не из Города. Трио бледных появилось из леса – плотно соседствующего с фабрикой. Значит, разумно сказать – с фабрики и пришли? Раньше ты не обращала на дым внимания, а сейчас он кажется тебе чем-то угрожающим, каким-то недобрым знамением.

Ты ешь, потому что твой желудок – тугой маленький комок боли. Ягоды – вполне подойдут. Оранжевые грибы, как ты знаешь, безопасны, и плевать, что лес почти всегда источает запах бензина. Пока ты ищешь, на ум почему-то приходят те хрустящие чистые страницы из самого конца дневника – будто это тоже своего рода пища. Ты думаешь о них, когда забрасываешь в рот горсть собранных кислых ягод, когда катаешь по языку их семена. Боль в животе чуть-чуть ослабевает. Да и ум проясняется.

Ты решила писать на тех страницах сама. Все, что не можешь произнести вслух – боишься. Все, что не понимаешь.

И вот отворяется дверь, и целый мир проходит сквозь нее. Сквозь страницы.

Ты это уже знаешь, пусть и пребываешь пока в неведении.

<<Языкдемоновдевушка переняла у своей матери-евангелистки – забрала как бы на прощание. Только это и осталось. Лишенные смысла слова – шипящие, разящие, бормочущие, – срывались с уст матери, когда та стояла ночью над ее кроватью. Такая вот сказка на ночь. А малышка все дрожала, съежившись, под одеялом, до тех пор, пока ее мать не извергала из себя все, пока не выблевывала все слова, пока мозг не опустевал. Стук нестриженых ногтей ее матери по деревянному полу напоминал о собаке, которую они когда-то держали.

Ее мать считала, чтодемоны– это не простодемоны, а возмездие от бога. Целенаправленное наказание. Девочка, став подростком, знала, что ее мать была неправа – и в этом, и во многих других вещах. И все же иногда ей было легче думать о них так, в духе разговоров ее матери о религии.