Питер до сих пор испытывал вину за смерть Конора Гири, потому что был за рулем. Его шрам стал результатом той аварии, как и страшные шрамы на руках, ведь он пытался вытащить отца из горящей машины. Мы заверили его, что его отец – наш отец – не был достоин спасения, но Питер просто отвернулся к окну, не желая смотреть нам в глаза.
По этому поводу у нас произошла стычка. Несмотря на все, что сделал Конор Гири, Питер чувствовал его любовь к себе, как будто это отменяло весь тот ужас, на который он обрек нашу мать, меня и самого Питера с этой жуткой историей про смертельную болезнь.
– Как ты можешь защищать его? Я страшно рад, что он умер, – говорил Марк.
– Неужели вы не понимаете? – отвечал Питер. – Ни один человек ничем не является на сто процентов. Ты говоришь, он был монстром, и да, он делал ужасные вещи со всеми нами, – он посмотрел на Марка. – Он забрал твою сестру и во всех смыслах ее сломал. Он держал взаперти Салли. Он пустился в бега и утащил меня с собой на другой конец света, забрал у меня имя, врал мне, изолировал меня, но я знаю, что ему было не плевать на меня. Я это знаю.
Марк, как я понимаю, в ответ использовал сарказм:
– А, ну ладно, тогда все нормально. Раз уж
Я занервничала. Я пошла за пианино, и тогда они оба замолчали. Я немного поиграла, а потом попросила Марка отвезти Питера обратно в отель. Все было очень сложно, но Питер так во многом походил на меня! Я не могла к нему не тянуться. За неделю мы получили достаточно полное представление о жизни Питера в Новой Зеландии.
В интернете мы с Марком нашли архивы «Роторуа Дейли Пост», где рассказывалось о гибели уважаемого местного дантиста Джеймса Армстронга и чудесном спасении его несчастного осиротевшего сына Стивена. Конор Гири жил в Новой Зеландии почти пять лет и работал стоматологом по фальшивым документам. В паспорт Питера было вписано имя Стивена Армстронга. Он опасался заново легализовать свой статус, хотя нам с Марком казалось, что ему стоит восстановить права на свое настоящее имя и национальность. В Ирландию он приехал по 90-дневной туристической визе. Мы предложили обсудить все практические вопросы с моим юристом, но Питер сопротивлялся и до ужаса боялся СМИ. Это нужно было проделать со всей деликатностью или вообще никак. Мы договорились, что Питер пока соберется с мыслями и сам решит, когда сделать этот шаг.
После первой недели я предложила Питеру остаться в моем доме на Рождество и, если он захочет, после. В тот день он впервые улыбнулся. Мы пожали руки. Это был самый близкий физический контакт, который мы пока что себе позволяли. Я составила график пользования ванной, завтрака и отхода ко сну. Мы решили готовить по очереди. Идее представить его моим друзьям он отчаянно противился.
– Пожалуйста, – попросил он, – я не привык к людям. Может быть, хотя бы по одному за раз? – И это я тоже понимала.
Марк теперь не всегда присутствовал при наших беседах. Для него это было гораздо тяжелее, чем для меня.
В канун Рождества мы с Марком и Питером обедали вместе. Я хотела кое о чем спросить Питера, но Марк посоветовал не торопиться, так что я ждала, пока он разрежет рождественский пирог и разольет всем по рюмке портвейна.
– Питер, ты знаешь, когда мы получили результаты ДНК, там оказались данные про твою дочь, но ты никогда не говорил о ней…
– У меня нет дочери, – заявил он. Я открыла ноутбук и показала ему сайт, где было ясно сказано:
ПГ [
Аманда Херон
Родитель/Ребенок 50 % общей ДНК
Я кликнула на имя Аманды Херон. В дате рождения был указан 1996 год.
– У тебя совершенно точно есть двадцатитрехлетняя дочь. Мне казалось, ты говорил, что у тебя не было отношений с девушками?
Он опрокинул свою рюмку портвейна, потом налил еще, и повисла долгая пауза.
– Питер? – обратился к нему Марк. – Что происходит? Ты знал о ней?
– Я не знал ее имени. У меня было, ну, вы знаете, несколько приключений на одну ночь, и одна из этих женщин пришла ко мне и сказала, что беременна, но я не поверил ей, да и в любом случае, отцом мог быть кто угодно. – Все то время, пока Питер говорил, он смотрел в пол: наверное, от стыда.
Меня все это смутило. Он не был асексуален, как я. Тина говорила, что это не те вещи, о которых мне стоит расспрашивать у Питера. Сексуальная жизнь – это личное дело каждого, настаивала она.
– Мои… встречи сопровождались алкоголем. Я не могу говорить с женщинами трезвым.
– Ну, похоже, твоя семья больше, чем ты предполагал, – вставил Марк. – Ладно, давайте сбавим обороты. Наверное, это все для тебя как снег на голову.
Питер кивнул, и когда он поднял глаза, они были полны слез. Это еще одна разница между нами. Он плакал. Я – нет.
– Я думаю, ей будет лучше без меня. Я плохо лажу с людьми, особенно с незнакомыми.
– Но, может, она захочет познакомиться с тобой, – настаивал Марк.
– Я не буду хорошим отцом, для меня уже слишком поздно. Я даже не помню, кто ее мать.