Тагор разделил со всеми видение двух новорожденных, появившихся в ночь снега, и перед ними предстала череда всех и значительных, и мелких деталей их магического существования, в том числе бабули и фортепиано, вплоть до первого сражения этой войны. Когда видение заполнилось яростью бури Элия, Алехандро и Хесус поднесли руку к сердцу. Потом их сердца застыли в момент, когда небо распахнулось над полями и выплеснуло полчища эльфийских бойцов. Вскоре девочки встретились во дворе фермы среди зеленых холмов, дальше начались годы скитаний и бегства, пока свирепствовала всеобщая война, и к концу время словно выпало в осадок благодаря какому-то химическому процессу, и Алехандро с Хесусом почувствовали, что знают девочек так хорошо, словно те росли рядом, – спрессованное время дало им такую близость, какая обычно достигается только совместно прожитыми годами. И в заключение Тагор вызвал образ Петруса с книгой в руке лицом к лицу с бывшим Главой Совета. Позади них виднелось старое сливовое дерево на фоне мхов и деревянной галереи.
– Что вы читаете? – спрашивал Густаво.
– Пророчество, – отвечал Петрус.
И в мягком вечернем воздухе давно минувшей осени громко прозвучал его голос:
– Мария и Клара и есть дети ноября и снега, – сказал Тагор Алехандро. – Мы решились уничтожить чай, потому что верим в пророчество. Должен сказать, что судьба не случайно свела нас вместе, и с тех пор как найдена серая тетрадь, мы пытались определить ее роль в последней битве. Весьма примечательно, что среди нас оказались священник и художник, а также что вы здесь благодаря силе притяжения Йепеса. Именно туда отправился сын бывшего стража, впервые оказавшись на земле людей, и именно туда, как мы предполагаем, был проложен первый мост между мирами. И то, что наследник замка одновременно член высшего командования Лиги, тоже не совпадение, как и то, что он родом из земли суровой и поэтичной, как и все прочие земли, на которых разворачивается эта история.
Новая картина предстала перед их внутренним взором. Последняя битва вот-вот должна начаться, и первый ее этап пройдет на полях этого мира. В смутной ночи мягко переливались чайные поля Рёана и Инари. Вокруг плантаций на обширных пространствах сушились листья, которые потом будут измельчены на длинных деревянных столах. Над сушильнями возвышались риги без стен, под крышами которых, сделанными из коры, были подвешены полотняные мешки, обдуваемые воздухом. Немного в стороне от этих хранилищ стояли домики, где дозревали особо ценные сорта чая.
Поля Инари будут сожжены без всякого сопротивления, а вот на плантациях Рёана кишели эльфы-сторожа, в боевом порядке расставленные по периметру, – главным образом медведи и вепри, вооруженные копьями и луками, показавшиеся людям гигантскими. Придется очистить зону, прежде чем поджигать, и, несмотря на эффект неожиданности, было тяжело осознавать, насколько неравным окажется противостояние. К тому же время будет играть против них: останется всего один день до того, как у большинства эльфов истощится эмпатия обычного чая, и три дня для тех, кто пил чай в Нандзэне. За час до того Дикие Травы полностью уничтожили свои запасы – стоит ли удивляться, что из всех властных структур в туманах только дом в Ханасе имел право хранить запасы сухих листьев? Эльфы приходили за своей суточной порцией в местное отделение, которое ежедневно снабжалось через фарватеры или по воздуху – эльфами-орлами, альбатросами или чайками. Иногда хищные или морские птицы добровольно предлагали свои услуги, но эльфы очень не любят пользоваться трудом других живых существ. Если дельфины туманов сотрудничали с перевозчиками Южных Ступеней, то скорее из дружеских чувств, чем по необходимости, потому что благодаря фарватерам между ними возникала такая близость, что возложенные ими на себя обязанности не имели ничего общего с трудовой повинностью.
– Мне поручили руководить уничтожением чая, – сказал Петрус Алехандро и Хесусу. – Я рассчитываю применить неожиданную стратегию и захватить противника врасплох, так что два человеческих существа будут не лишними в этом деле.
После чего Тагор предложил воспользоваться его гостеприимством и провести остаток ночи у него в доме.
В храме витал странный запах.
Запах одиночества и духа, подумал Алехандро.