Даже Чернышевский, который, говоря о Теккерее, особенно раннем, впадает в нетипичное для него восторженное состояние (за “Ярмарку тщеславия” он назвал Теккерея “гениальным писателем”, обладающим “исполинской силой таланта”), на самом деле сослужил ему плохую службу. В отличие от Писемского и Писарева, он оставил нам подробный разбор произведений Теккерея, в частности, “Ньюкомов”. Но в анализе “Ньюкомов” Чернышевскому изменило критическое чутье. Он, поклонник “Ярмарки тщеславия”, вновь ожидал встречи с сатириком. И был глубоко разочарован, если не раздосадован, когда столкнулся с психологическим романом, элегической тональностью раздумчивого повествования, т. е. с тем, что Г.К.Честертон тонко назвал “осенним богатством” чувств Теккерея, его восприятием жизни как “печального и священного воспоминания”. Приговор Чернышевского был суров: “...русская публика... осталась равнодушна к ,,Ньюкомам" и вообще приготовляется, по-видимому, сказать про себя: „Если вы, г. Теккерей, будете продолжать писать таким образом, мы сохраним подобающее уважение к вашему великому таланту, но - извините - отстанем от привычки читать ваши романы"”. Он ожидал увидеть нечто похожее на “Ярмарку тщеславия”. И потому этот “слишком длинный роман... в 1042 страницы” показался ему “беседой о пустяках”. И все же - что это были за пустяки? Ответ на вопрос содержится в статье самого Чернышевского. Определяя талант Теккерея, он пишет: “Какое богатство творчества, какая точная и тонкая наблюдательность, какое знание человеческого сердца...” Вот именно - человеческого сердца, психологически тонкому рассказу о котором посвящены лучшие страницы “Ньюкомов”.
Не одно поколение русских читателей и критиков воспитывалось на этом пристрастном суждении Чернышевского. Его слова приводили в статьях, исследованиях, и что же удивляться постепенно утвердившемуся мнению: поздний Теккерей слабоват. А вот уже складывается и “отрицательная” традиция - русская публика, ограничив свое знакомство с Теккереем чтением “Ярмарки тщеславия”, и в самом деле отстала от привычки читать его другие романы.
Надо сказать, что и история издания “Ярмарки тщеславия” сложилась в русской культуре довольно странно. Это произведение издавали десятки раз - особенно в советское время. В 30-е гг. М.А. Дьяконовым был сделан новый перевод. Но так уж повелось, что Теккерея, блистательного иллюстратора почти всех собственных произведений, - в России, а потом и в СССР чаще всего печатали или вовсе без иллюстраций (которые, замечу, играют чрезвычайно важную роль в тексте) или же с иллюстрациями, но других художников. Пожалуй, только очень внимательный и дотошный читатель последнего двенадцатитомного собрания сочинений сможет догадаться, вглядываясь в заставки к некоторым томам, что Теккерей был графиком, мастерство которого искусствоведы сравнивают с искусством Хогарта. Рисунки Теккерея есть его продуманный комментарий к собственному тексту, не менее важный в структуре его произведений, чем слово. А вот комментарий и не дошел до нашего читателя. Теккерей основательно учился живописи в Париже. Он самым серьезным образом намеревался стать художником и стал бы, если бы не “помешал” Диккенс.
Первые выпуски “Посмертных записок Пиквикского клуба” со смешными иллюстрациями Роберта Сеймура уже успели полюбиться читателям, когда художник покончил с собой. Нужно было срочно искать замену. Диккенс объявил конкурс. В числе претендентов на роль нового иллюстратора “Пиквика” был некий Теккерей. Прихватив с собой папку с рисунками, в основном карикатурами и сатирическими зарисовками, он пришел на прием к молодому писателю, имя которого уже гремело на всю Англию. Но Диккенс отклонил кандидатуру Теккерея, произнеся слова, в которых наметился будущий конфликт двух самых известных английских писателей XIX в.: “Боюсь, что Ваши рисунки не рассмешат моего читателя”.
Кто знает, если бы не Диккенс, может быть, английская графика имела бы в лице Теккерея достойного продолжателя традиций великого Хогарта, книжного иллюстратора уровня Крукшенка, Лича, Тенниела, но зато потеряла бы автора “Ярмарки тщеславия”, “Генри Эсмонда”, “Ньюкомов”.
Несмотря на отказ Диккенса, Теккерей не бросил рисовать - слишком сильна оказалась в нем художническая склонность. Он рисовал всюду - на полях книг, счетах в ресторане, театральных билетах, прерывал текст писем, чтобы быстрее “договорить” мысль карандашом, иллюстрировал - и с блеском - свои произведения. До сих пор точно не известно количество созданных Теккереем рисунков. По некоторым весьма приблизительным данным их более 4000!
Теккерей - далеко не единственный пример сочетания живописного и литературного дарования. Можно вспомнить Уильяма Блейка, Данте Габриеля Россетти. Создавал свои акварели и офорты Виктор Гюго, оставил наброски иллюстраций к “Запискам странствующего энтузиаста” Э.-Т.-А. Гофман. Рисовали Пушкин, Лермонтов, Достоевский. Хотя мера художественного дарования им была отпущена разная, в любом случае это свидетельство переизбытка творческой энергии, настоятельно требующей выхода.