Странная война 1939 года. Как западные союзники предали Польшу

Это была не простая форма преувеличения разведкой. Это преувеличение носило значительно более сложный характер; оно уходило корнями в обстоятельства 1939 года: страх и нежелание бросить немцам вызов на суше в Европе. По мере того как немцы начали укреплять свои позиции в стратегическом и психологическом отношении и в обиход вошли такие термины, как «Атлантический вал» и «Крепость Европа», они опять стали снабжать разведку союзников такими же «рецептами», которые имели успех в 1938 и 1939 годах.

Начиная с 1942 года и особенно в 1943 году британская и американская оценки немецких сил на Атлантическом валу в значительной степени превышали фактическую численность немецких войск, оборонявших «Крепость Европу» на западе. Планы вторжения в Европу в качестве главной операции по облегчению тяжелейшего положения русских на русско-германском фронте неоднократно сводились на нет из-за численности сил вторжения, которая все время увеличивалась, ввиду многократного преувеличения разведкой немецких оборонительных сил на западе.

Но и это еще не все. Наряду с мрачными прогнозами о трудностях, связанных с преодолением обороны немцев на западе, давались блестящие оценки британской бомбардировочной авиации и стратегической авиации США. Казалось, одни только их действия могли заменить вторжение. Из поступающей информации следовало, что авиация союзников активно уничтожает люфтваффе и центры немецкой авиационной промышленности. По выражению командира британской бомбардировочной авиации маршала авиации Гарриса, авиация союзников оставляла «немцев без домов», ее налеты наводили ужас, о чем английскую прессу просили не писать, чтобы не вызвать протестов общественного мнения против подобных методов ведения войны. Таким образом, преувеличенные оценки сил Германии на западе и ущерба, наносимого Германии авиацией союзников, в значительной степени затягивали вторжение в Европу и окончание войны.

Преувеличение возможностей Германии оказывать сопротивление не закончилось с высадкой союзников в Нормандии в июне 1944 года. В это время в Рейнской области полностью развалилась гражданская оборона и административное управление, воцарилась паника. Здесь больше не было никакой более или менее организованной обороны, в чем мог убедиться генерал Паттон, если бы направил свои войска к Рейну и за него в сентябре. Немцы здесь ждали их прихода, чтобы капитулировать; осенью 1944 года они опять, как и пять лет назад, в сентябре 1939 года, не могли понять нерешительности и колебаний союзников. Многое изменилось за эти годы, но только не монстры, которые мешали правительствам и генералам союзников воспользоваться возможностью и покончить с войной здесь и сейчас.

Так же как французские и британские генералы Фош, Хейг и другие в октябре 1918 года планировали продолжать войну еще один год, чтобы разгромить Германию, британцы и американцы в самом конце войны опасались большого оборонительного сражения отборных немецких войск в «редуте» Баварских и Австрийских Альп. Они считали, что немцы будут в состоянии продолжать войну, возможно, еще год или больше и тем самым вынудят союзников к мирным переговорам. Разумеется, для такого предположения не было никакой реальной основы, однако оно считалось вполне правдоподобным в высших кругах союзников.

Привычка преувеличивать силы противника не исчезла с окончанием войны. Она продолжалась в самых разнообразных вариациях. В 1948 году британская армия ожидала – общее мнение высказал начальник имперского Генерального штаба фельдмаршал Монтгомери, – что арабские армии сокрушат оборону евреев в Палестине за несколько дней. В 1951 году американцы в Корее были застигнуты врасплох, когда китайцы перешли реку Ялу.

«Вне конкурса» была оценка НАТО послевоенного могущества русских. Она доминировала на Западе, определяла политическое и военное отношение, влияла на формирование политики в годы холодной войны. Считалось, что русские обладают подавляющим превосходством традиционных сил над теми, что развернуты НАТО. Десятилетие или около того на мышление НАТО влиял этот главный фактор. Затем пришло убеждение американцев, что существует серьезный разрыв в численности ракет между Америкой и Советским Союзом, которое еще более усилило представление о советском превосходстве. Это сыграло важную роль в президентской кампании Кеннеди в 1960 году.

Первая существенная трещина в этих оценках имела место во время кубинского кризиса в октябре 1962 года, когда убежденность Хрущева, что американцы не пойдут на ядерную войну из-за кубинских ракет, была аналогична позиции Гитлера. Тогда Хрущев предполагал, что его оппонент уклонится от перспективы мировой войны, однако последствия были не столь ужасны, потому что, в отличие от Гитлера, Хрущев, обнаружив, что ошибся, продемонстрировал достаточное количество здравого смысла и отваги, чтобы отступить, пока еще было время.