Странная война 1939 года. Как западные союзники предали Польшу

Поэтому Чемберлен разработал план, с которым он 19 марта ознакомил некоторых министров и который на следующий день вынес на обсуждение кабинета. «План довольно смелый и дерзкий, – отметил он, – но я чувствую, что нечто подобное в данный момент необходимо; и, хотя не могу предсказать реакцию Берлина, думаю, что эта идея не приведет нас к острому кризису, во всяком случае, не сразу». И затем Чемберлен добавляет важную мысль, что, как всегда, он хотел бы выиграть время: «Я никогда не соглашусь с мнением, что война неизбежна».

Он «хотел выиграть время», но для чего? Чемберлен не был убежден, что война неизбежна. Следовательно, ему нужно было время не для подготовки к войне; оно было ему нужно для европейского урегулирования, в котором главную роль играл бы он, Чемберлен, а не Гитлер. Началось странное движение к этой цели. Комитет по внешней политике кабинета министров, где основное ядро составляли Чемберлен, Галифакс, Хор и Саймон, начал обсуждение предложенных Чемберленом гарантий Польше. Были сомнения и разногласия по многим пунктам, и особенно в отношении участия Советского Союза. Последствия оказались далекоидущими; на карту поставлен фундаментальный отход от практики британской внешней политики: выпускать ли из-под своего контроля окончательное решение по вопросу войны или мира. Критики и сомневающиеся вызывали раздражение Чемберлена. Согласно письму лорда Бивербрука Лидделу Гарту, Генеральный штаб высказался против гарантий Польше, так как Англия не располагала ресурсами для выполнения обязательств. Хор-Белиша запросил разрешение представить членам кабинета документ, в котором излагалось мнение Генерального штаба, но Чемберлен не дал на это согласия, так как это было бы равносильно критике его политики.

В разгар дебатов кабинета, 22 марта, Гитлер оккупировал территорию Мемеля. Несколько лет спустя Гитлер вспоминал, что, «когда я занял Мемель, Чемберлен информировал меня через третьих лиц, что он очень хорошо понимал необходимость осуществления такого шага, хотя публично одобрить его он не мог». А 23 марта, через день после того, как Гитлер ввел свои войска в Мемель, Муссолини получил личное письмо от Чемберлена, в котором тот просил помощи Муссолини в установлении взаимного доверия. Письмо убедило Муссолини, что демократии не имели желания воевать и поэтому не было никакого риска в осуществлении планов захвата Албании месяцем позже, в Страстную пятницу.

Именно на этих, кажущихся противоречивыми, действиях Чемберлена мы теперь должны сосредоточить свое внимание. Он не был Макиавелли. И не был наделен необычайной ловкостью в дипломатии. Как тогда мы можем объяснить эти противоречивые черты, которыми характеризуются его действия в течение двух недель после оккупации Праги и которые должны были привести его к польским гарантиям?

Для того чтобы объяснить его действия в то время, нам следует принять во внимание обычные человеческие эмоции: гнев на Гитлера, озабоченность из-за неблагоприятного общественного мнения, недовольство в своей собственной партии, серьезное беспокойство относительно возможных дальнейших действий Гитлера и упрямое желание восстановить свой авторитет. Все они сыграли свою роль – зачастую значительную – в оформлении новых взглядов Чемберлена. Но ни одна из них не убедила его отказаться от своего золотого правила во время мартовских дискуссий. Он и в марте был так же настроен сохранить мир, как и раньше – в сентябре. Он был твердо убежден в том, что «при наличии времени» сумеет добиться разрешения польского кризиса путем переговоров. На это указывают его частные письма. Это подтверждают его инструкции своим советникам. Его отношение к делам в комитете по внешней политике кабинета демонстрирует это; а некоторые из его личных заявлений, достоверно зафиксированных, не оставляют никаких сомнений.

Войны, и особенно война 1939 года, чаще всего являются результатом скорее воображаемых или неправильно истолкованных, чем реально сложившихся ситуаций. В 1939 году фоторобот, составленный на основе информации дипломатических источников и секретных служб, лишь слабо напоминал реального преступника, но и этого было достаточно, чтобы запугать англичан и французов. Так, в период этих решающих недель марта 1939 года Чемберлен отчетливо понимал намерение Гитлера захватить Польшу. Но информация была ложной. В ней говорилось о нависшей угрозе нападения – теперь, в любой день, – и, чтобы встретить эту непосредственную угрозу, Чемберлен поспешил со своими гарантиями Польше.