Странная женщина

– А что вы тут делаете? – спросил он голосом юного пионера, что в общем-то соответствовало его фамилии.

– А я тут работаю! – заявила Васса с ударением на букве «у» в слове «тут» и, немного помолчав, кивнула на бабу Розу: – А кое-кто мне мешает.

– Это я-то мешаю? – изумилась баба Роза. – Иван Иваныч, да что ж это такое творится?

– Сам не пойму, – растерялся Резвый.

В это время включилась видеоконференция. На одном экране возникло лицо Татьяны Евгеньевны – на другом лица сотрудников корпорации в общем зале. Президент в немом удивлении уставилась на непонятную сцену.

– А что вы тут делаете? – удивилась президент корпорации.

– Я тут работаю! – крикнула Васса недовольным голосом.

– Иван Иванович, переведите, пожалуйста. – Лицо с экрана вежливо обратилось к заместителю.

– Да не пойму я, – буркнул Иван Иванович, покачиваясь на носках дорогущих туфель из кожи питона.

– Цугцванг, – засмеялась Татьяна Евгеньевна, – Васса, уступите кресло Ивану Ивановичу.

– Нет, не уступлю, это моё кресло! Вы сами назначили меня сюда!

Иван Иванович покачнулся, но баба Роза подхватила падающее мужское тело, умело подперев его шваброй. Резвый опёрся на бабу Розу и возмущённо крикнул:

– Такого не может быть!

– Спокойно. Может. Теперь я здесь буду сидеть!

– Васса, покиньте кабинет, вы ошиблись номером! – голосом автоответчика сообщило лицо Татьяны Евгеньевны.

Экран недовольно зашумел. Лицо слегка поплыло.

– А вы ничего не перепутали, госпожа президент? – ехидным тоном осведомилась Васса, всем своим видом демонстрируя нетерпимость к сложившейся ситуации.

Видеоконференция остолбенела, сотрудники на втором экране с трудом сдерживали смех. Лица прыгали и скакали, как резиновые мячики.

– Да ты же этаж перепутала, жарарака бестолковая! На третий припозла, дура! – язвительным тоном пояснила баба Роза. – Садись, Иван Иванович, на свой трон. Эта лахудра всем головы заморочила.

В этом месте видеоконференция грянула хохотом. Казалось, от смеха затряслись оба экрана. Васса встала, слегка запнулась о ковёр, но выправилась и вышла, сохраняя королевскую осанку, облив на выходе презрением и видеоконференцию, и Ивана Ивановича. Однако больше всех досталось бабе Розе.

– Исчадие ада, – прошипела Васса, проходя мимо уборщицы. – Исчадие ада, – продолжала она шипеть, забирая трудовую книжку в отделе кадров.

В корпорации, славившейся достижениями в области высоких технологий, проштрафившихся сотрудников по старинке провожали на вольные хлеба выдачей трудовых книжек образца тридцать шестого года прошлого столетия.

Андрей Геласимов Жанна

Больше всего ему понравилась эта штучка. То есть сначала не очень понравилась, потому что он был весь горячий и у него температура, а эта штучка холодная – он даже вздрагивал, когда её к нему прижимали. Поворачивал голову и морщил лицо. Голова вся мокрая. Но не капризничал, потому что ему уже было трудно кричать. Мог только хрипеть негромко и закрывал глаза. А потом всё равно к ней потянулся. Потому что она блестела.

– Хочешь, чтобы я тебя ещё раз послушала? – говорит доктор и снимает с себя эту штучку.

А я совсем забыла, как она называется. Такая штучка, чтобы слушать людей. С зелёными трубочками. Кругляшок прилипает к спине, если долго его держать. Потом отлипает, но звук очень смешной. И ещё немного щекотно. И кружится голова.

А Серёжка схватил эту штучку и тащит её себе в рот.

Доктор говорит:

– Перестань. Это кака. Отдай её мне.

Я говорю:

– Он сейчас отпустит. Ему надо только чуть-чуть её полизать. Пусть подержит немного, а то он плакал почти всю ночь.

Она смотрит на меня и говорит:

– Ты что, одна с ним возилась?

Я говорю:

– Одна. Больше никого нет.

Она смотрит на меня и молчит. Потом говорит:

– Устала?

Я говорю:

– Да нет. Я уже привыкла. Только руки устали совсем. К утру чуть не оторвались.

Она говорит:

– Ты его всё время на руках, что ли, таскаешь?

Я говорю:

– Он не ходит ещё.

Она смотрит на него и говорит:

– А сколько ему?

Я говорю:

– Два года. Просто родовая травма была.

Она говорит:

– Понятно. А тебе сколько лет?

Я говорю:

– Мне восемнадцать.

Она помолчала, а потом стала собирать свой чемоданчик. Серёжка ей эту штучку сразу отдал. Потому что у него уже сил не было сопротивляться.

Возле двери она повернулась и говорит:

– В общем, ничего страшного больше не будет. Но если что – снова звони нам. Я до восьми утра буду ещё на дежурстве.

Я ей сказала спасибо, и она закрыла за собой дверь.

Хороший доктор. Серёжке она понравилась. А участковую нашу он не любит совсем. Плачет всегда, когда она к нам приходит. Зато участковая про нас с Серёжкой всё знает давным-давно. Поэтому не удивляется.

Но в этот раз я позвонила в «Скорую». Оставила его одного на десять минут и побежала в ночной магазин, где продают водку. Там охранник сидит с радиотелефоном.

Потому что в четыре часа я испугалась. Он плакал и плакал всю ночь, а в четыре перестал плакать. И я испугалась, что он умрёт.

– А мать твоя из-за тебя умерла. Это ты во всём виновата, – сказала мне директриса, когда я пришла к ней, чтобы она меня в школу на работу взяла.