Странная жизнь и труды Эндрю Борда, тайного агента, врача, монаха, путешественника и писателя

«История, которую я хочу напомнить Вам, объясняет причину Вашей ненависти к бородам. Во время своего последнего пребывания в Монпелье Вас неизменно сопровождал Мартин, хирург. Если Вы помните, он привел Вас на обед в дом некого Ганса Смормаута, голландца, и за обедом Вы перебрали крепких напитков, иначе говоря, – напились (а в то время у Вас была длинная борода). Затем ваш приятель Мартин уложил Вас спать. Когда же Вы во сне перевернулись, то Ваш желудок вывернуло, началась рвота и ее следы сохранились на Вашей бороде до следующего утра. Проснувшись, Вы убедились, что запах от Вашей бороды далеко не свеж, и, обратив внимание Вашего друга Мартина на причину такой неопрятности, сказали, что борода – позорная вещь на лице (с чем я не могу не согласиться в данном случае). С тех пор Вы решили брить бороду. Но еще Вы заметили, что наши соотечественники, будучи в Англии, содержат бороды в значительно большей чистоте».

Впрочем, как предположила К. Шренк, причина, побудившая Борда написать трактат о пагубном пристрастии к ношению бород возникла, возможно, на религиозной почве (!): выступая (в данном случае) как сторонник католической церкви, Борд утверждал, что протестанты холят и лелеют бороды потому, что они позволяют им «скрывать свои лица, исполненные злобой» (это обвинение цитирует Барнс). Последний же, в свою очередь, защищал необходимость наличия растительности на лице, аргументируя это тем, что бороды были и у Иисуса Христа, и у его апостолов, и даже у Адама (интересно, откуда «сатирик» узнал бороде первого человека?).

Странно, почему при этом Барнс не ссылался на Ветхий Завет (книга Левита, 19: 27) «Не стригите головы вашей кругом, и не порти края бороды твоей».

Роберт У. Меслен выдвинул сколь неожиданное, столь же маловероятное предположение: и книгу о бородах, и ответ на нее написал один и тот же человек, и этим человеком был… Борд!

Доводы автора гипотезы:

– вряд ли случайно в качестве хозяином дома, где «перебрал» Борд, был выбран голландец – «Весельчак Эндрю» в своих книгах неоднократно писал о жителях Низинных земель как о больших пьяницах;

– Барнс пишет, что познакомился с Бордом в Монпелье;

– и, наконец, самое главное: на титульном листе «Трактата…» изображены двое мужчин и женщина (рис. 10), причем надписи, сделанные поверх рисунков мужчин, указывают, что безбородый – это Колин Клаут, а бородатый – Борд (все vice versal). Не свидетельствует ли это о том, что у книги один автор в двух лицах?

Около 1542 года Борд вернулся в Англию и вскоре был инкорпорирован в Оксфордский университет (для этого кандидат должен был заручиться согласием его вице-канцлера, профессора и трех докторов медицинского факультета) и инспекторов (после ознакомительной беседы с упомянутыми лицами).

Рис. 10. Рисунок из «Трактата…» Милтона Барнса

В качестве местожительства Борд выбрал Винчестер. Здесь (по словам Э. Вуда) «его почитали как известного поэта (?), остроумного, изобретательного человека и превосходного врача»[44]. В том же 1542 году печатник Роберт Уайер (годы активной деятельности 1530–1556), «живущий в приходе св. Мартина за в доме под знаком Иоанна Евангелиста, что за дворцом герцога Саффолка на Чаринг-кроссе», издал «Диеты» (книга имела большой успех и впоследствии неоднократно переиздавалась). Продолжая сочетать врачебную практику и литературную деятельность, Борд пишет и выпускает книгу предсказаний «Проностикацион, или Альманах…» (скорее всего, это произошло в середине столетия – первое сочинение этого рода, написанное англичанином.

Рис. 11. Дом Эндрю Борда в Певенси (современная фотография)

К этому времени Борд силою обстоятельства превратился в достаточно состоятельного человека, поскольку получил после смерти брата Ричарда неплохое наследство: некоторую сумму в «звонкой монете», два дома в портовом городке Линн⁴⁴ (графство Норфолк на востоке Англии) и недвижимость в Певенси и Винчестере. Кроме того, Борд купил в Певенси еще один дом, построенный в 1342 году и известный как «Монетный двор»: он стоит на том месте, где ранее располагалось здание, в котором норманнские завоеватели, начиная с 1076 года, чеканили монеты (рис. 11).