Странная жизнь одинокого почтальона

Если не считать Робера, вечно сующего нос куда не надо, окружающим не было никакого дела до затворнического образа жизни, всецело сосредоточенного на созданной его воображением идиллии, который вел почтальон. Таня в «Маделино» никогда не упускала случая поболтать и поинтересоваться его успехами в овладении японской поэзией. По сути, Билодо взял в привычку после десерта просматривать хайку, которые он собирался послать Сеголен, и Таня, проявляя любопытство, то и дело спрашивала, что он пишет и можно ли ей посмотреть. Он как можно вежливее отвечал отказом, объясняя, что это слишком личное, но молодая официантка продолжала проявлять живейший интерес к его трудам, что почтальона очень трогало. Ему было жаль без конца говорить Тане «нет», и, чтобы сделать ей приятное, он пообещал как-нибудь посвятить хайку лично ей, что, похоже, наполнило сердце девушки радостью.

Если не считать этих мимолетных встреч, больше Билодо ни с кем не виделся. С мадам Брошю он лишь обменивался любезностями, хотя с недавних пор и не так речисто, как раньше: однажды домохозяйка, постучав к нему в дверь, чтобы попросить сделать потише «китайскую музыку», была шокирована, увидев молодого человека в кимоно Гранпре. После этого она стала относиться к Билодо уже не так доброжелательно и смотрела на него с подозрением. Он ее понимал. Со стороны его поведение действительно не внушало особого доверия: жить жизнью другого человека, пользоваться его вещами, влезть в его шкуру действительно было в высшей степени эксцентричным. Но кто бы что ни думал, он добровольно взвалил на себя бремя этой экстравагантности, ему важно было лишь не потерять нить сокровенной логики поэзии.

* * *

Утром на скамейке
Нашли
Окоченевшего бродягу

Голова в облаках Суфриер
Как в небесных
Возвышенных мыслях

Снега намело
Тридцать сантиметров
Снегоуборщики ошалели

Виде тулюлю
Гран бриле, Ваваль
И ромовый пунш льется рекой

* * *

Виде в переводе с креольского означает шествие, гуляние, ведь на Гваделупе сейчас тоже конец февраля, пора карнавала. Тулюлю — бал, на котором дамы пользуются привилегией приглашать кавалеров, в то время как Ваваль — это король праздника, местный простак, который, как считается, приносит удачу. Гран бриле представляет собой народную традицию: вечером в Пепельную среду[9], под занавес праздника, бедолагу Ваваля символически сжигают под плач и истеричные крики взбудораженной толпы.

Фраза «пунш льется рекой» в объяснении не нуждается. Билодо полагал, что тамошний карнавал похож на тот, что проводится в Квебеке, с той лишь разницей, что на Гваделупе на пятьдесят градусов теплее.

Чтобы разделить с Сеголен ее праздничное настроение и доказать, что канадский креольский по своей красочности ничуть не уступает гваделупскому, он послал ей звучное трехстишие:

Пляшет мешок
На дне деревянной коробки[10]
Аин-ахин-хин

Когда опустилась ночь, Билодо, никогда не ступавшему ногой на танцпол, приснилось, что он весело танцует с Сеголен. Их окружал невероятный, ликующий, охваченный праздником город, похожий одновременно и на Старый Квебек, и на Пуэнт-а-Питр. Они то пускались в зажигательный ригодон на обледенелом асфальте площади Ювиль, то отплясывали дьявольскую гвоку во влажной, пропитанной тропическими ароматами атмосфере Плас-де-ла-Виктуар. Сеголен смеялась, неутомимо кружилась и хлестала ночь своими волосами, будто плетью.

Тринадцать

В первый понедельник марта на имя Гастона Гранпре из Франции пришла посылка с рукописью под названием «Энсо». Ее автором был сам Гранпре, на титульном листе красовалась иллюстрация с изображением черного кольца с растрепанными краями. Опять этот загадочный круг, это «О», которыми пестрили бумаги покойного. К рукописи прилагалось короткое письмо редактора серии «Поэзия в свободе» парижского издательства «Розо»[11], в котором сообщалось, что стихи хоть и не лишены ряда достоинств, но для публикации все же не годятся. Билодо пролистал рукопись, содержавшую самое большее шестьдесят страниц, на каждой из которых было одно-единственное хайку. И совсем не удивился, когда узнал открывающее сборник стихотворение:

Бурля как прибой
У подножия скал
Время бежит по кругу

Следующие хайку тоже были ему знакомы: он читал их несметное количество раз, хотя порой и немного в других вариациях по сравнению с теми, которые держал в руке сейчас:

Прилетев с востока
Чайки кричат
Ведьмы на шабаше

Гранитный позвонок
Еловая шизофрения
И наконец песчаный берег

Благородный порыв
Ах! Этот безукоризненный удар
Игрока в гольф!