Странник

День был безоблачный, ярко светило солнце, хотя и было прохладно — дул северный ветер. Снова исчезли деревья, появились пруды и речушки, разбросанные на большом расстоянии друг от друга. Трава превратилась в засохшие коричневые клочья. Более густыми были серо-зеленые заросли вереска, который цеплялся за стремена и хлестал по коленям лошадей. Кое-где попадали кусты бузины. Из-под копыт выбегали кролики, вверх вспархивали вороны и куропатки, но не было следов крупной дичи.

— Бедная земля, почва здесь песчаная, не способная удерживать воду, а летом слишком редко идут дожди. Не стоит задерживаться — нужно поскорее достичь более богатых земель, — советовали им фераннианцы.

А что думает Крона об этой бесплодной земле?

— Мне кажется, что люди, подобные тебе, находятся в постоянном движении, — сказал Джоссерек. — Вам везде рады, потому что вы утешаете попавших в беду и помогаете воспитывать молодых…

— Мы живем ради того, чтобы самим побольше узнать, — ответила она. — Но все это требует, во-первых, единства тела и разума. Совсем не то, что бывает между всадником и его лошадью. Тело и разум — не две отдельные части чего-то — они едины, как птица и полет. Это достигается нелегко, нужно приложить много усилий и вести аскетический образ жизни. Но и сами они создают внутри тебя барьер. Птица должна скользить и парить, подниматься и падать стремительно вниз. Собственность, связи с другими людьми или привязанность к родной земле могут стать слишком большой помехой на этом пути.

Наша цель состоит в достижении еще большего самоконтроля, чем человек может достичь, ведя обычную жизнь. Так как же могу тогда я отказывать в помощи тем, кто предлагает мне гостеприимство, не поделиться даже частицей своего умения? Но такая помощь — не самоцель. Это лишь первый шаг на пути к постижению истины.

— Я уже встречался с аскетами, которые стремились к той же самой цели, — кивнул Джоссерек. — Некоторые считали, что они найдут ее, приняв… э-э… бога, под ним мы считаем источник всего сущего, считается, что в одной из своих ипостасей им был человек. Другие надеются слиться со всем сущим. Полагаю, что их вера ближе всего к твоей.

Сказав это, он тут же задумался, подходит ли это слово к тому, что он имел в виду. Может, он должен был сказать, например, «отношение к жизни» или же «видение мира»? Донья как-то призналась ему, что у каждой семьи возникают собственные ритуалы, скрываемые от посторонних и которые никогда не обсуждаются ни с кем. Ясно, что у жителей Рогавики отсутствовали какие-либо религиозные убеждения, как, впрочем, и мифология. Религии чужих народов забавляли ее.

Крона пристально посмотрела на него своими голубыми глазами.

— Нет, — резко произнесла она. — Если только я правильно поняла тебя. Я уже слышала об идеях, о которых ты говоришь. Мне они кажутся лишенными здравого смысла. Несомненно, реальность — это…

Забывшись, она употребляла непонятные ему слова, но заметила это и перешла на более простой язык. Он мало что понял. Ее понятия были слишком непривычны ему. У Джоссерека создалось впечатление, что, по ее мнению, существование стремилось к бесконечному разделению. Познание не являлось стремлением внутреннего «я» к какому-то определенному пределу, но ростом этого «я»… возможно, если говорить метафорически, поглощение им всевозможной информации и осознание ее. В то же самое время «я» не являлось монадой. Оно было динамично связано с постоянно эволюционирующей вселенной; и ни в малейшей степени не являлось чем-то бессмертным. Крона не делала различий между знаниями, открытиями, интуицией, логикой и эмоциями. Они были равноценны и равнозначны с точки зрения понимания и совершенствования.

Наконец он признал со вздохом:

— После нескольких лет упорного труда я могу теперь понять, к чему ты ведешь, но это я вижу не в словесной форме, а как осмысленное описание космоса и жизни в нем. А может, и нет. Все чаще и чаще я задаю себе вопрос, способен ли я, да и вообще какой-нибудь чужеземец, понять ваш народ.

— Что ж, — улыбнулась Крона, — вы тоже загадка для нас. Давай получим удовольствие от этого.

Они еще некоторое время скакали одни, погрузившись в дружеское молчание, когда к ним наконец вернулась Донья, стремительно спустившись с холма прямо к ним. Лишь оказавшись совсем рядом с ними, она прервала свой галоп. Ветер донес до них пот животного, прищурившиеся глаза Доньи горели зеленым пламенем на ее все таком же бледном лице.

«Что-то случилось», — понял Джоссерек. По телу пробежали мурашки. Крона с непроницаемым лицом ждала, что им сообщит Донья.

— Бродяги, — резко выдохнула Донья. — Скорее всего. Не меньше дюжины человек. Наверное, они успели заметить меня раньше, чем я их. Когда я увидела их, они мчались в мою сторону.

Крона принялась вертеть головой по сторонам, рассматривая простиравшуюся вокруг пустынную местность.

— Негде даже спрятаться, — сказала она. — Мы у них в руках.