Странник

Мальчик уставился на него, и Николас уловил миг, когда тот догадался: это подарок. Он выхватил сумку из его рук; Николас тихо рассмеялся, но стоило ему шагнуть дальше, маленькая рука поймала его за запястье, заставляя повернуться. Пальцы мальчугана исчезли под рубахой, и он вытащил тонкий кожаный шнурок, которого Николас не заметил. На нем болтался маленький кулон, чуть меньше мизинца Николаса. Мальчик поднял кулон, глядя на него суровыми темными глазами, пока Николас его не взял.

Значит, сделка. Николас кивнул в знак благодарности, и мальчик развернулся и побежал не оглядываясь. Он изучил нежданный подарок, держа его на свету.

Это оказалось лицо: покрашенное или подцвеченное стекло в форме человека с кудрявыми волосами, темными бровями, большими глазами и роскошной кудрявой бородой. Возможно, амулет? Он переложил вещи, которые достал из сумки, в руки, и дрожащими от осторожности пальцами нанизал стеклянную бусину на кожаный шнурок рядом с Эттиной сережкой.

– Картер! – рявкнула София.

Николас быстро нагнал Софию и Римуса, с подозрением наблюдающих за обменом. Он не оглядывался – не хотел давать мальчику возможность отказаться от подарка.

«Выживи, – подумал он. – Выживи. Беги»

– Ты смешон, – понизив голос, сообщила София. – Как же играть в героя на голодный желудок?

– Найду что-нибудь еще, – пожал плечами он. – Мне случалось не есть подолгу.

Голод был терпимым. Нестерпимо было вечно видеть эти глаза и мучиться раскаянием, что никогда не рассеется, сколько бы сладких мгновений ни принесла жизнь. Думать о подобном не было слабостью, как и чувствовать потребность помогать другим, спасать жизни. Это делало человеком. Он не мог не думать о том, что путешественники заходили слишком далеко со своим правилом всегда оставаться безмолвными свидетелями.

София посмотрела на него, напряженно фыркнув:

– Ты только оттягиваешь неизбежное. Не лучше ли уйти так, чем ждать того, что уготовили ему римляне?

«Я не бессердечна», – как-то сказала она. И это было правдой. Их сердца состояли из разных волокон, и, возможно, ее оказалось прочнее для подобных решений, чем его.

Он слишком устал, чтобы спорить. Да и София, как и он сам, шаркала по камням из последних сил. Даже в ее словах не хватало обычного яда и осуждения.

– Фицхью дома? – спросил Николас старика.

Римус покачал головой.

– Нет, видите ли, мой супруг – врач. Он обходит пациентов. А мне оставил выяснять, кто прошел через проход.

– Вы слышите проход отсюда? – удивился Николас, оглядываясь через плечо на раскинувшийся ниже город. В свете раннего утра бледный оттенок известняка казался все более захватывающим, отливая фиолетовым. Он перестал слышать проход, когда они вышли из города, улавливая лишь отдаленный стук кузнецов, проснувшихся с рассветом.

– Мы живем рядом с другим проходом, – объяснил Римус. – Он перекликается со своим братом на воде. Шум чудовищный, но позволяет знать, когда ожидать компанию.

Николас кивнул.

– Доволен, детектив? – поддела София. – Может, попробуем теперь ненадолго заткнуться? У меня после ночи голова раскалывается.

Римус замедлился, когда они подошли к следующей двери. Он последний раз повернулся, прижав палец к губам, прежде чем ее отворить. Дверь мучительно скрипнула, чиркнув по неровному камню. Николас нырнул под низкий свод и вошел в небольшой тенистый двор, положив руку на рукоять меча.

– Сюда, – прошептал Римус.

Николас осмотрелся вокруг, ища всевозможные входы и выходы. Груды луков, мечей, щитов и копий покоились рядом с метлами и другой домашней утварью. Колючая тревога взыграла в крови: здесь всего один вход – что случится, не пропустишь, но и не убежишь.

По крутой лестнице они поднялись на второй этаж, где их ждала еще одна дверь. Римус последний раз тревожно осмотрелся, прежде чем отпереть ее и впустить их внутрь.

Запах земли и зелени влился в сухой воздух, наполняя открытую комнату затхлым духом лекарств, встревожившим Николаса. Врачи в его времени зачастую оказывались не многим лучше палачей с инструментами столь же тупыми, как и их методы.

В левой части комнаты, прижавшись к стене, стояла кровать с зеленью на просушку. У противоположной стены размещались вещи Фицхью: еще больше сушащихся травок, маленькие флакончики и керамические горшки, точильный камень и примитивные весы. На другой стороне комнаты, у окна, оказалось тщательно обустроенное жилое пространство: низкий стол, ковер, покрывающий полированный каменный пол, стул и подушки. В центре стоял очаг, кипящий котелок отплевывался от разведенного под ним огня. Дом был уютным, но не этого Николас ожидал от двух путешественников. К их чести, вокруг не наблюдалось никаких внешних подсказок, что они чужды этой эпохе: большинство путешественников, даже Эттин прадедушка, не могли удержаться от соблазна устроить тайнички с безделушками и сувенирами. Вместо них в комнате стояло несколько небольших статуй и каменных статуэток древних богов.